Между небом и землей. Через Дух Андрэ Луиса - Франсиско Кандидо Хавьер Страница 5

Обвитая Одилой, лицом к лицу с господствующим взглядом, перед которым она смиренно склонялась, она не чувствовала нашего присутствия.

С очевидными знаками ужаса она выслушивала упрёки своей соперницы, которая обвиняла её, восклицая:

— Что ты сделала с моим маленьким мальчиком? Убийца! Убийца! Ты дорого заплатишь за своё проникновение в мою, и только в мою семью!… Я разрушу твою жизнь, ты не сможешь украсть у меня любовь Амаро. Я восстановлю сердце Эвелины против тебя!…

— Нет, нет!… - отвечала жертва. — Я не убивала его! Это не я убила его!…

— Лицемерка! Я следила за твоими мыслями, желаниями, обещаниями.

Зульмира вдруг высвободилась из рук, обвивавших её, и бросилась прочь, преследуемая Одилой.

Доброжелательно, с целью просветить нас, Кларенсио заметил:

— Когда бедняжка сможет успокоить тело, она впадёт в оживлённый кошмар. Последуем за ними. Они направляются к пляжу, где произошла смерть малыша. Под давлением нападок нашей неуравновешенной сестры, Зульмира ещё не освободилась от болезненных воспоминаний, которыми она охвачена до сих пор.

Мы направились к морю, обогнав их на пути.

И пока мы отклонялись от курса, беседа приняла более оживлённый ход.

— Не могу понять, почему несчастная заявила, что она невиновна, — в задумчивости прокомментировал Хиларио.

— И зачем нужна подобная провокация, если не она — автор преступления? — спросил я в свою очередь.

И Министр отчётливо проинформировал нас:

— Согласно информации, полученной нами у сестры Эвлалии, Зульмира не является собственно автором преступления, но вместе со своей безумной ревностью к мужу она страстно желала смерти ребёнка, дойдя до того, чтобы сделать смерть возможной. Чтобы не повторять объяснения, которые мы уже давали, совершим краткую ретроспективу, как можно более скрупулёзную, исследуя болезненную проблему супружеской пары.

После короткой паузы он продолжил:

— Амаро ощущал огромную любовь и преданность к своему малышу. Когда Хулио заболевал, он с бесконечной нежностью просиживал дни и ночи у изголовья его кроватки. Зная, что малыш растёт без материнской ласки, и что мачеха не отличается своей любовью к неродным детям, он часто засыпал рядом с кроваткой малыша, лаская его. Ежедневно, возвращаясь домой, он предавался долгим разговорам со своим сыном, читал ему сказки или внимательно слушал его детские рассказы. Они походили на двух старых приятелей, которым было достаточно общения друг с другом. Из-за этого Зульмира, снедаемая досадой, стала видеть в малыше противника её супружескому счастью. Преданность Эвелины к своему отцу не так сильно заставляла её страдать. Дочь, более взрослая, была более мягкой и более сдержанной. Соизмеряя свой способ существования, она умела делить ласки, не забывая свою вторую мать в культе дружбы. Мачеха ничего не имела против неё, но малыш приводил её в отчаяние. В своей чрезвычайной преданности отцу Хулио привык преувеличивать свои шалости и капризы, которые Амаро всегда прощал ему со снисходительной улыбкой. Постепенно Зульмира позволила ненависти занять её сердце и ревности ослепить её до такой степени, что она облегчённо вздохнула после исчезновения весёлого малыша. Она намеренно не оказывала ему той помощи, которую должна была, позволяя ему совершать различные причуды, свойственные его возрасту, питая тайное желание присутствовать при его кончине. Доходило до того, что она подбадривала его стремление опасных игр на проезжей дороге, представляя, как машина могла сделать с ним то, чего она не решалась осуществить своими собственными руками. Именно в таком расположении духа она сопровождала семью на утреннее купание ясным воскресным утром. Удовлетворённые экскурсией, Амаро с дочерью удалились в море на небольшой лодке, пока Зульмира присматривала за мальчиком. И тогда в мозгу молодой женщины созрел мрачный план. Не настал ли удобный момент для осуществления старого намерения? Что, если она предоставит малыша самому себе? Хулио, в своём детском любопытстве, конечно же, не устоит от соблазна самому почувствовать глубину моря… Никто не смог бы обвинить её. Она перешла от плана к действию и в одно мгновение отошла от него на приличное расстояние. Видя, что он один, последний малыш из семейства Амаро более живо стал интересоваться разноцветными ракушками, во множестве разбросанными на песке, следуя от одной к другой, словно зачарованный, пока не вошёл в море, где быстрая волна ударила о его хрупкое тельце, свалив его с ног. Ребёнок кричал, звал на помощь… Конечно, она могла сделать несколько шагов назад и спасти его, но побеждённая зловещими мыслями, охватившими её рассудок, она дождалась, когда море закончило свою ужасную работу, которую ей не хватило мужества сделать самой. Когда она заметила, что её пасынок исчез, она стала звать на помощь, душу внезапно охватили угрызения совести, но уже было поздно. Амаро примчался тотчас же, и с помощью своих спутников вытащил из воды безжизненное маленькое тельце. Он горько оплакивал потерю своего сынишки и упрекал в этой потере свою жену. Именно тогда, охваченная раскаянием и мучимая осознанием вины, Зульмира в духе опустилась на вибрационный уровень Одилы, которая в возмущении преследовала её. Пока она находилась в спокойном состоянии духа, она естественно защищалась от невидимого преследования, словно защищённая укреплённым замком, в котором жила. Но обвиняя себя, она соскользнула в прискорбное расстройство, словно человек, убежавший из освещённого дома, чтобы углубиться в мрачный лес.

Министр сделал короткую паузу для передышки и продолжил:

— С этого дня бедная женщина утратила семейное счастье и свой покой. Она с мужем живёт сейчас под одной крышей как совершенно посторонние друг другу.

— Но перед Законом виновна ли Зульмира? — с интересом спросил я.

Мудрый ментор многозначительно улыбнулся и сказал:

— Нет, в истинном смысле Закона Зульмира не виновна.

Но, обратив на нас более выразительный, чем обычно, взгляд, он продолжил:

— Поэтому кто из нас не ответствен за те мысли, которые излучает? Наши намерения являются смягчающими или осложняющими во время ошибок, которые мы совершаем. Наши желания — это коагулянтные ментальные силы, материализующие наши действия, составляющие, в глубине, истинную область, где разворачивается наша жизнь. Плоды говорят деревьями, которые их производят. Наши дела в живой сфере сознания — это кричащее выражение нашего собственного существа. Форма нашей мысли даёт свой внешний вид нашей судьбе.

Мы с Хиларио, не шевелясь, в восторге слушали.

Но сохраняя ясное представление о предстоящей работе, Кларенсио, дабы не впадать в философские отклонения, вернулся к центральной нити разговора, объяснив:

— Хулио носил в себе преждевременную смерть в рамках своих испытаний. Он был перевоплощённым самоубийцей… Но вторая супруга Амаро страдает от результата несчастных размышлений, которые она поселила в своём разуме. Она страдает от возврата отравленных вибраций, которые она