Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский Страница 53

иронией, звучавшей из уст запутавшихся в жизни циников, которые нутром ощущали нашу полную противоположность в душевном устроении. Когда у таких людей нет очевидных доказательств своей правоты, они прибегают к злобной иронии и ожесточенной язвительности, глумясь над чужим убеждением, невольно проявляя скрытую ненависть. Тот, кто еще не оставил своей гордости и не пришел к смирению, признав свое безсилие в устроении жизни без Бога, что еще может породить, кроме злой иронии и желчи? Господи, вот, я стою пред Тобою, гордый и несмиренный, и навеки отказываюсь от своей пустой гордости ради обретения безчисленных щедрот Твоих, которые Ты изливаешь на преданные Тебе души, вышедшие из среды творящих широкие пути, ведущие в бездны отчаяния!

Лекции по русской и зарубежной литературе призывали нас к бездумному чтению художественных текстов, которые мы не были в состоянии осилить, поэтому иногда приходилось на экзаменах говорить о содержании и сути книги, зная только ее название. И все же я искренно прилагал все свое старание, чтобы перечитывать горы книг, прилежно делая из них выписки, в расчете на то, что все эти цитаты когда-нибудь мне пригодятся. Но все эти многочисленные тетради достались всепожирающему огню, когда я, спустя несколько лет, сжигал их с горькой усмешкой на лице. Вымыслы литературы обернулись пустотой, на которую невозможно было опереться. Все они были далеки от реальной жизни, сообщая душе лишь греховное и порочное понимание событий и человеческих поступков, обусловленное не знающим Бога умом создателей этих «творений», которые обольщали наивные души ложными идеалами неутоленного плотского сладострастия. Не постигающие в своем ничтожестве жалкого и надуманного полного отрицания Бога и смеющиеся над теми, кому Он дороже самой жизни, такие люди превращают в абсурд собственную жизнь и жизнь читающих их произведения доверчивых людей.

В это же самое время, хотя сам едва стоял на ногах своей слабой веры, я поддался соблазну поучать других, пользуясь скудными теоретическими познаниями, которые удалось выудить из книжных трясин, увлекшись мелочным тщеславием. С другой стороны, скрупулезное процеживание антирелигиозной литературы принесло печальное открытие, что все, относящееся к православной религии, было тщательно спрятано и надежно закрыто от любознательных душ. Но именно это и возбуждало любопытство: если от людей прячут определенное религиозное знание, то, возможно, оно и является самым необходимым?

Встретившись с Анатолием, я поведал ему о своем разочаровании отыскать крохи истины в художественной и философской литературе.

– Зачем ты взялся перелопачивать горы книжной макулатуры? – посочувствовал он. – Вообще, если хочешь стать православным, читай Достоевского!

Я перечислил ему то, что прочитал, поделившись своими переживаниями и сказав, что особенно мне понравился роман «Подросток»…

– Ну, этого мало… А «Братья Карамазовы»? А «Идиот»? «Записки из Мертвого дома»?

– Нет, не читал… – смущенно признался я.

– Особенно обрати внимание на роман «Бесы», там все написано о том, что случилось с Россией. Обязательно разыщи в библиотеке эти книги, если тебе их выдадут. Прочитай все, что можешь достать, непременно.

Я отыскал в каталоге университетской библиотеки книги Достоевского, но оказалось, что их выдают только в читальном зале. Несколько дней я упрашивал девушек из окна выдачи литературы позволить мне прочитать выписанные мной книги дома. Наконец, сжалившись и строго наказав не задерживать эти романы дольше указанного срока, библиотекарши нагрузили меня целой стопой увесистых книг. Когда мама увидела меня, она изумилась:

– Кого ты принес домой, сынок?

– Достоевского! – с радостью ответил я. – Еле выпросил, чтобы дали дома почитать…

– О, так ты «Идиота» принес, это мой любимый роман, хотя очень тяжелый для чтения…

Достоевский ошеломил меня: прочитать его романы и остаться прежним было невозможно. После Евангелия эти глубокие книги на долгое время стали для моего сердца живым источником евангельской жизни, произведя переворот в моей душе. В ней словно всколыхнулось и укрепилось все то, что таилось в сокровенных глубинах – стремление к молитве и монашескому пути. Роман «Братья Карамазовы» определил окончательно мое направление – неустанный поиск Бога и ведение целомудренной жизни, чтобы жить пусть и не в монастыре, но монахом. Князь Мышкин надолго стал моим идеалом, хотя для себя я желал другого конца, не столь трагичного. После того, как я вдоволь нарыдался над этими удивительными книгами, в романе «Бесы» мне открылось во всей полноте все то, о чем намеками и недомолвками рассказывал отец и о чем я читал в «Тихом Доне». Серьезное знакомство с творчеством Достоевского подарило новое мироощущение – словно я стал взрослее в понимании жизни и благоговейнее к тем остаткам детскости и чистоты, которые еще сохранились в моей душе.

С сожалением сдав книги, я все же составил себе целую общую тетрадь различных выписок и заметок из прочитанного, решив время от времени перечитывать записи, чтобы не потерять то необратимое изменение в сторону добра, которое произошло во мне как результат признательности и любви к творчеству этого гениального писателя. Однако, несоответствие моего нового мировоззрения и продолжающегося однообразного существования в большом городе с унылой перспективой зарабатывания далекой пенсии удручало и угнетало меня, лишая всяких надежд и погружая в уныние.

Отрезвляющим ударом явилось еще одно удручающее открытие. Мне стало понятно, что в университете я попал на неверный путь, и вся моя учеба предстала в новом свете в самом начале педагогической практики. Нашей группе выделили школу недалеко от филологического факультета, в начальных классах которой нам надо было проходить практику преподавания русского языка. То, что мне пришлось