Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский Страница 50

По пути наш теплоход заходил в большие порты: Сухуми, Сочи, Новороссийск и Ялту, поэтому плавание продолжалось, кажется, почти неделю. Днем в Одессе я поспешил на поиски моего друга-поэта по его старому адресу, который привел меня в один из больших одесских микрорайонов. На мои звонки из квартиры никто не выходил, и мне пришлось довольно долго ожидать у подъезда ее хозяев. К вечеру мимо меня прошла пожилая женщина, похожая на учительницу, и внимательно на меня посмотрела. Услышав, как на втором этаже хлопнула та дверь, в которую я звонил, я решил подняться. Мне открыла дверь та самая женщина, черты лица ее напоминали лицо моего друга. Разузнав в чем дело, она пригласила меня подождать сына в его комнате, сплошь уставленной полками с книгами и пластинками с классической музыкой. Пока она поила меня чаем и расспрашивала о нашей армейской дружбе, пришел и мой поэт, кажется, немного навеселе. Для него было полной неожиданностью, что я помнил его и сумел разыскать. Чрезвычайно обрадовавшись, он предложил мне остаться у них и никуда не хотел отпускать, призвав на помощь свою маму. Поблагодарив их за гостеприимство и сославшись на то, что времени на Одессу у меня мало, я остался у радушных хозяев, признательный за такое великодушие с их стороны, намереваясь долго не задерживаться.

Стихи мой друг читал также самозабвенно, как и раньше, но, как и тогда, я опять не понимал сути его стихотворений. Стихи писала и его мама, учительница литературы. Они не печатали своих стихотворений, а писали для себя и своих знакомых. Мой друг, как и я, учился на филологическом факультете, но в Одесском университете. Я показал моим друзьям свои стихи, написанные в горах, кроме стихотворения о монахине. Большинство из них поэт раскритиковал, не находя в них поэзии, а «серебряную дудочку» он прочитал вместе со своей мамой, восторгаясь мелодичностью стиха. Я рассказал о покупке Библии, что очень удивило их, а еще больше поразило то, что ради одной книги мне пришлось поехать в Батуми. Поэт пообещал повести меня утром на книжный рынок: «Там тоже попадается разная религиозная литература…»

Утром мы немного потолкались на подпольном книжном рынке, где нам предлагали даже Библию, но цена на нее оказалась для меня недоступной. Пользуясь моей неосведомленностью, мне всучили какие-то невразумительные перепечатки «о Боге», как сказал верткий продавец, ощупывая нас глазами.

– Если о Боге, то я возьму… – согласился я.

Мы приехали с покупками домой и все вместе начали просматривать купленные книги, которые оказались обыкновенной оккультной макулатурой.

– Зря деньги потратили! – сокрушался поэт, а его мама заметила:

– Странный у вас вкус, молодой человек, какой-то мистический…

Купленные нами книги действительно пришлось выбросить. На следующий день друг повел меня знакомить со своей девушкой, студенткой медицинского института. На нашу встречу пришли и другие медики из лаборатории, разрабатывающей новые средства против опухолей. Им всем мой друг читал свои стихи и они очень понравились собравшимся студентам. С большим сожалением я заметил, что самому поэту местное вино, поставленное на стол для угощения, теперь нравилось больше стихов. К вечеру он уговорил меня посетить Одесский театр оперы и балета, где, заявив изумленной кассирше, что мы моряки, вернувшиеся из дальнего рейса, сумел обеспечить нас двумя контрамарками на оперу «Аида», в которой пел какой-то известный болгарский тенор. Опера и музыка Верди мне очень понравились, а солисты поразили своей необъятной толщиной и несоответствием с обликом героев пьесы, которых они представляли.

Оставшиеся дела требовали попрощаться с гостеприимными друзьями-поэтами. Мне еще нужно было разыскать музыкантов, с которыми пришлось коротать бок о бок две недели на малой Рице. В Одессе, судя по их объяснениям, они жили неподалеку от монастыря, где находилась семинария. Она-то и была конечной и главной целью моего приезда в этот приморский город. Тепло попрощавшись с давним товарищем и его мамой, я уехал на поиски моих знакомых. Эти славные люди приняли меня на своей даче гостеприимно и ласково. Разузнав дорогу, я поспешил от них в Одесский монастырь и там, поплутав немного, мне удалось найти семинарию. По поводу поступления меня направили к ректору, который любезно выделил мне несколько минут, рассказав вкратце о правилах приема, под конец благословив для знакомства присмотреться к семинарии и к монастырю. Но вид розовощеких упитанных парней в монашеских рясах сильно обезкуражил меня, сердце мое упало. Пока еще я никак не мог представить себя среди них: «Нужно самому получше разобраться в Православии!» – сделал я вывод. Именно там, во время осмотра святой обители, мне пришла в голову идея перевестись этой же осенью на дневное отделение филфака, чтобы иметь больше времени для молитвы и чтения духовных книг, а после окончания университета обязательно поступить в семинарию.

Пианист с женой ожидали моего возвращения.

– Помните, мы говорили о Скрябине? Послушаем пластинку?

– А что это?

– «Божественная поэма».

– С удовольствием!

С первыми звуками этого произведения я понял, что, не услышав этой музыки, что-то в моей душе осталось бы невосполненным. Мелодия проникала в самые ее глубины, заставляя трепетать сердце. Заметив, что «Божественная поэма» произвела на меня сильное впечатление, пианист сел за фортепьяно:

– «Прелюдия и ноктюрн для левой руки»! – объявил он.

Тот последний вечер я провел на балконе с четками, долго смотря на опускающееся в море солнце. Даже в