Ледяные объятия - Мэри Элизабет Брэддон Страница 37

В тот вечер все мы чувствовали особенное оживление. Слуги и их гости отплясывали в холле, а мы, небольшими группками рассевшись на галерее и на лестнице, наблюдали сверху. Более удобного случая полюбезничать не придумаешь – чем молодежь вовсю и пользовалась, – но только не Эдвард Крайтон и его невеста – эти двое предпринимали все усилия, чтобы держаться на максимальном расстоянии друг от друга.

Покуда внизу, в холле, продолжалось шумное веселье, мне удалось увлечь мисс Тримейн к витражному окну на лестнице, в нише, где стояла широкая дубовая скамья. Мы уселись рядом, и я по секрету рассказала обо всем, чему стала свидетельницей, а также передала разговор с миссис Марджорум.

– Святые небеса, мисс Крайтон! – воскликнула молодая леди, вскидывая свои тонкие брови в неприкрытом презрении. – Уж не пытаетесь ли вы мне внушить, что, подобно старухам, верите в привидения, предзнаменования и прочий бред?

– Клянусь вам, мисс Тримейн, сверхъестественное никогда меня не волновало, – прямо ответила я. – Но то, что явилось мне сегодня, находится за гранью человеческого разумения. Весь вечер я тревожусь и помимо собственной воли связываю увиденное с визитом Эдварда в Уичерли. Будь я способна помешать Эдварду, сделала бы это любой ценой, но мне это не удастся. Влияние на моего кузена имеете только вы одна. Используйте же его, ради всего святого! Предпримите что-нибудь: что угодно – лишь бы Эдвард отказался от охоты с гончими из Дейлборо.

– По-вашему, я должна унизить себя? Взмолиться к мистеру Крайтону, чтобы он поступился одним из своих удовольствий – при том, что всю неделю он относился ко мне так… так, как относился?

– Я признаю, что Эдвард своим поведением обидел вас. Но вы ведь любите его, мисс Тримейн, хоть и слишком горды, чтобы обнаружить свое чувство при посторонних. Я знаю: вы его любите. Заклинаю вас, поговорите с ним: не дайте ему подставить под удар свою жизнь, ведь всего несколько ваших слов оградят его от опасности.

– Едва ли мистер Крайтон отменит поездку по моей просьбе, – ответила мисс Тримейн, – я же не дам ему повода унизить меня отказом. Вдобавок ваши страхи – полная чепуха. Будто никто еще никогда не охотился! Мои братья зимой выезжают на охоту четыре раза в неделю – каждый год, заметьте, – и до сих пор целы и невредимы.

Я не сдалась: умоляла эту упрямицу и гордячку, пока она терпела мои речи, да только напрасно. Мисс Тримейн стояла на своем: никто не уговорит ее унизиться перед Эдвардом Крайтоном посредством просьбы об одолжении. Мистер Крайтон сторонится ее – таков его выбор. Что ж, и она в свою очередь ему продемонстрирует, что вполне проживет и без него. Когда придет срок уезжать из Крайтон-Эбби, они с мистером Крайтоном распрощаются как чужие.

Так завершился вечер; наутро, за завтраком, я узнала, что Эдвард еще на заре уехал в Уичерли. В нашем маленьком дружном кружке образовалась печальная пустота: по крайней мере, такое ощущение было у меня, – но тосковала не только я: некое прекрасное гордое лицо с того утра было очень бледно, даром что его обладательница напускала на себя нехарактерную веселость и утруждалась попытками (с непривычки неумелыми) быть дружелюбной со всеми и с каждым.

С тех пор, как уехал Эдвард, дни мои тянулись медленно. Меня угнетала смутная тревога, от которой я никак не могла избавиться. Дом, хоть и полный приятных людей, без Эдварда казался скучным и унылым. Его место так и зияло пустотой перед моими глазами, а ведь туда сразу был усажен другой человек, чтобы не прерывался ряд гостей по обе стороны длинного обеденного стола. Хохот молодых беззаботных джентльменов по-прежнему эхом долетал из бильярдной, барышни с прежним легкомыслием предавались флирту – ни тех ни других отсутствие наследника ни в малейшей степени не огорчало, – но со мной произошла кардинальная перемена. Я была во власти зловещего видения. Мой разум беспрестанно прокручивал слова экономки: призрачная охотничья кавалькада, мол, предвещает смерть и скорбь роду Крайтонов.

Софи и Агнес беспокоились о благополучии брата не больше, чем гости. Приближался новогодний бал – грандиозное событие, на котором и сосредоточились помыслы юных девиц. На один вечер должны были собраться все сколько-нибудь значительные персоны, наличествующие в радиусе пятидесяти миль; в Крайтон-Эбби не осталось бы угла, свободного от гостей из особенно дальней дали, в то время как гостям из дали средней надлежало ночевать у самых достойных арендаторов. Само распределение гостей по комнатам и домам представляло трудность, и миссис Крайтон целые утра не знала ни минуты отдыха: то ее отвлекала экономка, то приносили записку от повара, то главный садовник спрашивал насчет цветочного убранства – словом, каждая мелочь требовала личного участия хозяйки дома. Эти хлопоты, да еще старание потрафить каждому гостю, занимали время моей кузины Фанни, так что ей недосуг было давать волю дурным предчувствиям, даже если они и гнездились в материнском сердце. Что до хозяина, он почти не покидал пределов библиотеки, где, сказавшись занятым с управляющим, штудировал древнегреческую литературу, так что разгадать его истинные чувства почти не представлялось возможным. Всего однажды я слышала, как он говорил о сыне, и по тону поняла, с каким напряжением мистер Крайтон ждет Эдварда домой.

Для Софи и Агнес шила бальные платья модистка с Вигмор-стрит, француженка; чем меньше времени оставалось до бала, тем больше объемных коробок доставляли в Крайтон-Эбби, и целыми днями в спальнях и гардеробных барышень шли закрытые дамские консилиумы и примерки. Туда то и дело звали и меня, с тем чтобы я, обремененная смутным ожиданием беды, высказалась о гармонии розового тюля с ландышами или желтого шелка с яблоневым цветом.

Наконец наступило утро первого января; период между ним и отъездом Эдварда показался мне неестественно долгим. Погода была ясная, солнце почти по-весеннему нежило безлиственные парк и рощу. Большая столовая, где ради Нового года накрыли завтрак, положительно гудела от поздравлений и пожеланий; старый год обитатели Крайтон-Эбби накануне проводили не менее весело. Однако Эдвард не возвратился, и я тосковала по нему. В то утро я почувствовала подобие симпатии к мисс Тримейн. Я с самого начала наблюдала за ней и видела, как с каждым днем усугубляется бледность ее лица, но нынче по мутности глаз догадалась: Джулия Тримейн провела бессонную ночь. Сомнений не было: она несчастна. Да, эта гордая и неумолимая натура страдала – и прежестоко.

– Сегодня он будет дома, – шепнула я Джулии, которая в величественном безмолвии застыла над тарелкой с нетронутым кушаньем.

– Кто – он? – отозвалась