Наука логики - Георг Вильгельм Фридрих Гегель Страница 37

разуму. Это именно та сторона кантовской философии, которая – и вполне заслуженно – приобрела ей много сторонников. Чтобы оценить заслугу, принадлежащую Канту в этом отношении, мы должны сначала вспомнить ту форму практической и, в частности, моральной философии, которую он застал в качестве господствующей. Это была вообще система эвдемонизма, отвечавшая на вопрос о назначении человека, что он должен ставить своей целью достижение счастья. Так как под счастьем эта система понимала удовлетворение человека в отношении его особенных склонностей, желаний, потребностей и т. д., то она делала принципом воли и ее деятельности случайное и партикулярное. Этому эвдемонизму, лишенному в себе всякой твердой опоры и открывающему настежь двери всякому произволу и капризу, Кант противопоставил практический разум и, таким образом, высказал требование всеобщего и для всех одинаково обязательного определения воли. В то время как (об этом было сказано в предшествующих параграфах) теоретический разум Кант рассматривает как лишь отрицательную способность бесконечного, которая, будучи лишена собственного положительного содержания, ограничивается рассмотрением только конечного опытного познания, он, напротив, ясно и определенно признал положительную бесконечность практического разума, и именно в том смысле, что он приписывает воле способность определять самое себя всеобщим образом, т. е. мыслью. Этой способностью, несомненно, обладает именно воля, и в высшей степени важно знать, что человек свободен лишь постольку, поскольку он обладает этой способностью и пользуется ею в своих действиях. Но этим признанием мы еще не даем ответа на вопрос о содержании воли, или практического разума. Если же говорят, что человек должен сделать содержанием своей воли добро, то тотчас же снова возникает вопрос о содержании этого содержания, т. е. о его определенности; с одним лишь принципом согласия воли с самой собой, равно как и с одним лишь требованием исполнить долг ради самого долга, мы не сдвинемся с места.

§ 55

с) Рефлектирующей силе суждения Кант приписывает принцип созерцающего рассудка, т. е. рассудка, в котором особенное, являющееся случайным для всеобщего (для абстрактного тождества) и не выводимым из него, определяется самим этим всеобщим. Опыт дает нам его в произведениях искусства и в органической природе.

Примечание. Критика силы суждения замечательна тем, что в ней Кант выразил представление и даже мысль об идее. Представление об интуитивном рассудке, внутренней целесообразности и т. д. есть всеобщее, мыслимое вместе с тем как конкретное в себе. Только в этих представлениях кантовская философия обнаруживает себя как спекулятивная. В идее прекрасного в искусстве – конкретного единства мысли и чувственного представления – многие, в особенности Шиллер, нашли выход из абстракций разделяющего рассудка; другие нашли этот выход в созерцании и сознании жизненности вообще, будь это природная или интеллектуальная жизненность. Правда, произведения искусства, равно как и живая индивидуальность, ограничены в своем содержании. Однако, постулируя гармонию природы (или необходимости) с целями свободы, которая мыслится им как конечная цель мира, Кант выдвигает идею, значительную также и по своему содержанию. Но леность мысли, как это можно назвать, доходя до этой высшей идеи, находит лазейку в долженствовании и вместо действительной реализации конечной цели цепко держится за раздельность понятия и реальности. Напротив, наличие живых организмов в природе и прекрасного в искусстве уже показывает действительность идеала даже чувству и созерцанию. Кантовские размышления об этих предметах могли бы послужить прекрасным введением, приучающим сознание мыслить и постигать конкретную идею.

§ 56

Здесь Кант выдвигает мысль об ином отношении между всеобщим рассудка и особенным созерцания, чем то, которое лежит в основании учения о теоретическом и практическом разуме. Но с этой мыслью все же не соединяется понимание того, что это отношение истинно и даже есть сама истина. Единство здесь, наоборот, берется так, как оно осуществляется в конечных явлениях и обнаруживается в опыте. Этот опыт обнаруживается прежде всего в субъекте: во-первых, в гении, в способности производить эстетические идеи, т. е. представления свободной силы воображения, служащие идее и дающие пищу мышлению, хотя их содержание не выражено и не может быть выражено в понятии; во-вторых, в суждении вкуса, чувстве гармонии созерцаний или представлений в их свободе с рассудком в его закономерности.

§ 57

Принцип рефлектирующей силы суждения определяется по отношению к живым созданиям природы как цель, деятельное понятие, как в себе определенное и определяющее всеобщее. Вместе с тем устраняется представление о внешней, или конечной, целесообразности, в которой цель есть лишь внешняя форма по отношению к средству реализации и материалу, в котором она реализуется. Напротив, в живом существе цель есть имманентное определение и деятельность материи, и все члены являются друг для друга одновременно и средством и целью.

§ 58

Хотя в такой идее устраняется рассудочное отношение между целью и средством, между субъективностью и объективностью, все же Кант в противоречии с этим снова объявляет цель причиной, которая существует и деятельна лишь как представление, т. е. как нечто субъективное; таким образом, определение цели провозглашается им лишь принципом оценки, принадлежащим нашему рассудку.

Примечание. После того как критическая философия пришла к выводу, что разум способен познавать лишь явления, мы могли бы ожидать, что по крайней мере в отношении живой природы предоставляется выбор между двумя одинаково субъективными способами мышления и, согласно самому Канту, даже вменяется в обязанность познавать создания природы не только по категориям качества, причины и действия, сложности, составных частей и т. д. Если бы принцип внутренней целесообразности был сохранен и развит в научном исследовании, то он повлек бы за собой совершенно иной, более совершенный способ рассмотрения.

§ 59

Идея, развитая согласно этому принципу во всей своей неограниченной полноте, состояла бы в том, что определяемая разумом всеобщность – абсолютная конечная цель, добро — осуществляется в мире, и осуществляется именно неким третьим, силой, которая сама устанавливает и реализует эту конечную цель, Богом, в котором как в абсолютной истине находят свое разрешение и объявляются несамостоятельными и неистинными противоположности между всеобщностью и единичностью, между субъективностью и объективностью.

§ 60

Но добро, которое признается конечной целью мира, с самого начала определяется в кантовском учении как лишь наше добро, как моральный закон нашего практического разума, так что единство не идет дальше согласованности между состоянием мира и совершающимися в нем событиями и нашей моральностью[22].

Кроме того, даже с этим ограничением конечная цель – добро – есть неопределенная абстракция, каковой вынужден оставаться также и долг. Далее, Кант снова выдвигает против этой гармонии противоположность между субъективностью и объективностью, которая в содержании гармонии была уже объявлена неистинной, так что гармония между долженствованием и действительностью определяется Кантом как лишь субъективная гармония, которая лишь должна быть, т. е. которая вместе с тем не обладает реальностью,