Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви - Реймонд Карвер Страница 23

Я сказал все, что хотел. Теперь я спокойно сидел на стуле в кухне и наблюдал, как он работает. Иногда я посматривал в окно, за которым шел дождь. Начинало темнеть. Он выключил пылесос. Он стоял в углу рядом с входной дверью.

Хотите кофе? – спросил я.

Он тяжело дышал. Он вытер лицо.

Я поставил греться воду, и, когда она закипела и я выставил две чашки, он уже все разобрал и сложил обратно в баул. Затем он подобрал письмо. Прочел адрес и внимательно посмотрел на адрес отправителя. Сложил письмо пополам и сунул в задний карман. Я смотрел на него. Только смотрел, и больше ничего. Кофе начал стынуть.

Это мистеру Слейтеру, сказал он. Я этим займусь. Наверно, я обойдусь без кофе. Лучше не топтать ковер. Я его только что вымыл шампунем.

Это правда, согласился я. Потом спросил: вы уверены в имени адресата?

Он достал с дивана пиджак, надел его и открыл дверь. Дождь все еще шел. Он вступил в боты, застегнул их, надел плащ и обернулся.

Вы хотите посмотреть? Вы мне не верите?

Просто показалось странно, сказал я.

Ладно, мне надо идти, сказал он. Но он не двигался с места. Вам нужен пылесос или нет?

Я посмотрел на большой баул, уже закрытый и готовый к путешествию.

Нет, ответил я, наверно, нет. Я скоро отсюда съеду. Он будет только мешаться.

Понятно, сказал он и захлопнул за собой дверь.

И что же вы делали в Сан-Франциско?[16]

Речь вовсе не обо мне, меня это не касается. Речь о той паре с тремя детьми, которая поселилась в доме Коулов, как раз в моем районе. Они приехали в самые первые дни прошлого лета. С чего бы мне из-за них голову ломать, да вот взялся за воскресную газету, а там – снимок: молодой парень из Сан-Франциско. Убил свою жену и ее дружка бейсбольной битой. Тоже с бородой, как тот, из дома Коулов, но не он, конечно. И все-таки я о нем подумал. Уж очень похожая история.

Меня-то зовут Генри Робинсон. Почтальон я, на государственной службе с 1947-го. На Западе всю жизнь прожил, кроме, конечно, трех лет, что в армии оттрубил. Во время войны. Разведенный. Давно, двадцать лет уж, как развелся. И детей своих – двое у меня, – почитай, столько же не видал. Да нет, не могу сказать, что такой уж я легкомысленный, но и больно серьезным себя, пожалуй, не назову. Считаю, в человеке всего должно быть намешано, и того и другого. Еще считаю, очень важно в жизни работать, чем больше, тем лучше. А человек, которому делать нечего, только и знает, что в себе копаться. Времени-то девать некуда.

Знаете, я просто вот как уверен, что в том-то все и было дело. Ну, может, и не все, да похоже на то. Этот парень, который тут поселился, он ведь не работал, ничего не делал. Ну и она, жена его, тоже не без вины. Она-то ведь это одобряла.

Битники. Я думаю, если б вы их увидали, так бы и определили. Битники. У парня была такая бородка, остренькая, только подбородок закрыт, волосы шатенистые. Посмотришь на него и думаешь: неплохо бы ему сесть да как следует пообедать, а после – сигару хорошую. А жена его – а может, и не жена… Словом, женщина эта очень даже была привлекательная, ничего не скажешь. Волосы темные, длинные, матовая кожа. Но точно могу сказать, голову дам на отсечение, хорошей женой она не была. А уж матерью и подавно. Художница. Парень-то не знаю, чем занимался; может, по той же части. Ни тот ни другая нигде не работали. Но за квартиру платили, это точно. И как-то перебивались, во всяком случае в то лето.

Первый раз я их увидел утром в субботу, так примерно в одиннадцать или в четверть двенадцатого. Разносил почту. Почти две трети своих домов обошел. Завернул в их квартал, Пайн называется. Смотрю – во дворе у Коулов машина, «форд» старый, пятьдесят шестого года, с большим открытым прицепом. В квартале всего три дома, этот последний, а рядом – Мерчисоны, они в Аркате меньше года, и Гранты, эти уже два года у нас живут. Мерчисон работает на деревообделочном у Симпсона, а Джин Грант – поваром в ресторане Денни в дневную смену.

Их два дома, потом незастроенный участок и дом Коулов, в самом конце квартала. То есть это раньше в нем Коулы жили.

Парень этот стоял за прицепом во дворе, а она как раз выходила из дома, во рту сигарета. Белые джинсы в обтяжку, мужская майка, тоже белая. Увидела меня, остановилась и стоит смотрит, как я иду по дорожке. Ну, дошел я до их почтового ящика, сбавил ход и говорю:

– Устраиваетесь? Все в норме?

– Ну, чтобы все было в норме, нужно время, – говорит она и убирает рукой со лба волосы, да не прядку какую-нибудь, целую пригоршню. И все курит.

– Вот и хорошо, – говорю. – Добро пожаловать к нам в Аркату.

Сказал так и почувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю почему. Но рядом с этой женщиной я всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Может, поэтому и настроился сразу против нее.

Она будто нехотя мне улыбнулась, и я было двинулся дальше, да тут этот парень – Марстон его звали – вышел из-за прицепа с большой коробкой игрушек в руках. Ну, понимаете, Арката – не деревня, это точно, но и городом ее не назовешь. Думаю, правильно будет сказать – городок, да скорее маленький, чем средний. Но не захолустье какое-нибудь, вот уж нет. Не край света. Большинство наших работают на лесопилке или на рыбозаводе, некоторые в больших магазинах в центре города. И знаете, наши не привыкли к таким бородкам. И к таким парням, которые не работают, тоже не привыкли.

– Привет, – говорю ему. Он ставит коробку на бортик прицепа, и я протягиваю ему руку. – Генри Робинсон меня зовут. Только приехали?

– Вчера днем, – отвечает.

– Ну и поездочка! – говорит эта женщина. – Четырнадцать часов тащились из Сан-Франциско из-за этого чертова прицепа.

– Ну и ну! – говорю и качаю головой. – Из Сан-Франциско? А я как раз прошлый год ездил в Сан-Франциско, дай бог памяти, в апреле или в марте.

– Вот как? – говорит она. – Правда? И что же вы делали в Сан-Франциско?

– Да ничего особенного. Езжу туда раза два в год. Посмотреть бейсбол, я за «Гигантов» болею, или на Рыбачью Пристань[17]. А больше вроде и ничего.

Помолчали. Марстон что-то выковыривал из травы носком ботинка. Я было двинулся прочь.