Приключения Джека Баллистера. Отто Серебряная Рука - Говард Пайл Страница 18

– Теперь ты готов? – спросил Ганс.

– Да, – ответил Отто.

– Тогда смелее, – сказал Ганс, повернулся и перекинул ногу через подоконник.

В следующее мгновение они повисли в воздухе.

Отто посмотрел вниз и ахнул.

– Матерь Небесная, благослови нас, – прошептал он, а затем закрыл глаза, чувствуя слабость и головокружение при виде ужасной глубины внизу. Ганс не произнес ни слова, а, стиснув зубы и обхватив ногами веревку, начал медленно спускаться, перебирая руками. Он спускался все ниже и ниже, а Отто, с закрытыми глазами, с головой на плече Ганса, думал, что спуск никогда не кончится. Ниже, ниже. Внезапно Отто почувствовал, как Ганс глубоко вздохнул, раздался легкий толчок, и мальчик открыл глаза; Ганс стоял на земле.

В следующее мгновение они повисли в воздухе

Из тени, падавшей от стены, возникла фигура, закутанная в черный плащ, и взяла Отто на руки. Это был барон Конрад.

– Мой сын… мое дитя! – воскликнул он дрожащим голосом, и это было все.

Отто прижался щекой к щеке отца и заплакал.

Внезапно барон издал резкий, яростный крик.

– Боже милостивый! – воскликнул он. – Что они с тобой сделали?

Но бедный маленький Отто не мог ответить.

– О! – сдавленно выдохнул барон. – Дитя мое! Мое маленькое дитя! – Тут он не выдержал, все его тело затряслось от яростных, сухих рыданий; ибо люди в те времена не стремились скрыть свое горе, как они делают это сейчас, но были яростны и сильны в выражении и горя, и всего остального.

– Не обращай внимания, дорогой отец, – прошептал Отто, – мне было не так уж больно, – и он прижался губами к щеке отца.

У маленького Отто была отрублена кисть.

Глава XII

За жизнью во весь опор

Но Отто еще не был спасен, еще не все опасности миновали. Внезапно резкий звон колокола нарушил тишину звездной ночи над их головами, и, подняв лица и посмотрев вверх, они увидели огни, мигающие то в одном, то в другом окне. Вскоре послышался хриплый голос, кричавший что-то, чего они издалека не могли разобрать.

Одноглазый Ганс хлопнул себя рукой по бедру.

– Вот что получается, – сказал он, – когда у тебя доброе сердце. Я одолел и связал дозорного, и заставил его сказать, где находится наш молодой барон. У меня было на уме вонзить в него нож после того, как он все мне рассказал, но потом, вспомнив, как юному барону ненавистна мысль о кровопролитии, я сказал себе: «Нет, Ганс, сохрани злодею жизнь». Видите, к чему приводит милосердие; этот парень каким-то образом освободился от своих уз и натравил на нас весь замок, это осиное гнездо.

– Нам надо бежать, – сказал барон, – потому что теперь, в это черное время, все покинули меня, осталось только шестеро верных людей.

В его голосе звучала горечь. Затем, наклонившись, он поднял Отто на руки и, осторожно неся его, начал быстро спускаться по каменистому склону к ровной дороге, проходившей под холмом. За ним последовали остальные. Ганс все еще был бос и перепачкан сажей. На небольшом расстоянии от дороги, в тени деревьев, стояли в ожидании семь лошадей. Барон вскочил на своего огромного черного скакуна, усадив маленького Отто в седло перед собой.

– Вперед! – крикнул барон Конрад, и они с топотом выехали на дорогу. Затем он сказал низким голосом: – В Санкт-Михаэльсбург.

Лошадей повернули на запад и поскакали сквозь черные тени леса, оставив позади Труц-Дракен.

Но сквозь стук лошадиных копыт доносился звон сигнального колокола, и, оглянувшись через плечо, Ганс увидел свет факелов, мерцавших там и сям у внешних стен перед большим барбаканом.

В замке Труц-Дракен царили суета и суматоха: мигающие факелы освещали тускло-серые стены; лошади ржали и били копытами, а люди перекликались друг с другом. Вскоре по коридору широкими шагами прошел барон Генрих, облаченный в легкие доспехи, которые он поспешно надел, разбуженный известием о побеге пленника. Внизу, во дворе, стоял его конь, и, не дожидаясь помощи, он вскочил в седло. Затем они все поскакали по крутой тропинке, звеня доспехами, звеня мечами и подкованными железом копытами, выбивающими искры из камней. Во главе отряда ехал барон Генрих; его треугольный щит висел на плече, а в руке он держал длинное, тяжелое, стальное копье с трепетавшим у острия вымпелом.

На дороге у подножия склона они остановились, так как не могли понять, в каком направлении скрылись беглецы. С полдюжины слуг соскочили с лошадей и принялись метаться, словно гончие, ищущие потерянный след, и посреди этой суматохи барон Генрих сидел неподвижно, как скала.

Внезапно из леса за дорогой донесся крик; слуги нашли место, где были привязаны лошади. Было легко проследить путь, по которому барон Конрад и его спутники вернулись на большую дорогу, но там снова нужно было решать, в каком направлении двинулись беглецы. Прямая, как стрела, дорога тянулась с запада на восток, – куда же они бежали?

Барон Генрих подозвал к себе Николаса Штайна, и они некоторое время беседовали вполголоса. В конце концов Штайн направил коня и, выбирая по одному, разделил отряд на две группы. Одну группу возглавил барон, а другую – Николас Штайн. «Вперед!» – раздался крик, и две группы всадников с топотом понеслись в противоположных направлениях.

Барон Генрих из Труц-Дракена во главе своих людей направился на запад.

Раннее весеннее солнце бросало туманные желтые лучи на верхушки лесных деревьев, где маленькие птички прославляли майское утро. Но барон Генрих и его спутники не думали о красоте мирного дня и не слышали звуков песен многочисленных птиц, с топотом несясь по дороге и оставляя за собой медленно оседавшее клубившееся облако пыли.

По мере того как солнце поднималось все выше, становилось теплее, туман начал рассеиваться, пока, наконец, не разошелся, как белый занавес, и перед преследующими всадниками оказалась гора, по которой круто поднималась дорога.

– Вон они, – внезапно раздался голос за спиной барона Генриха из Труц-Дракена, и при этом крике все посмотрели вверх.

Далеко на склоне горы клубилось облако пыли, в котором, подобно звездам, сверкали на солнце блестящие полированные доспехи.

Барон Генрих не сказал ни слова, но его губы скривились в мрачной улыбке.

Когда завесы тумана растаяли, Одноглазый Ганс оглянулся и посмотрел вниз, в поросшую деревьями долину.

– Вон они едут, – сказал он. – Они пустились во весь опор, чтобы быстрее догнать нас, а наши лошади устали от всех поездок,