Голые среди волков - Бруно Апиц Страница 12

– Организацию, господин гауптштурмфюрер, вы ведь сами вызвали к жизни.

Оторопевший Клуттиг выдавил из себя лишь протяжно «Что-о?», а Райнебот подошел на шаг ближе.

– Неужели?

Кремер почувствовал, что его смелый выпад увенчался успехом.

– И она вовсе не тайная, – продолжал он. – Лагерь многие годы находится под самоуправлением заключенных, и мы точно выполняем все распоряжения лагерного начальства.

Клуттиг растерянно посмотрел на Райнебота, но тот, иронически посмеиваясь, казалось, потешался над ним. Это взбесило Клуттига, и он заорал на Кремера:

– Вот именно! И вы, конечно, всюду насажали своих людей.

– Приказ начальника лагеря гласил: доверять управление только порядочным и добросовестным заключенным.

– Коммунистам, не правда ли?

– О каждом заключенном, – бесстрашно возразил Кремер, – докладывали лагерному руководству, представляли кандидата и получали утверждение.

Клуттигу нечем было крыть. В бешенстве он метался по комнате и вопил:

– Негодяи все вы, сволочи, преступники!

Кремер стоял неподвижно и молча выслушивал брань Клуттига. Гауптштурмфюрер снова подошел к нему, размахивая руками:

– Мы знаем, как обстоит дело! Не думайте, что мы дураки.

Райнебот стал между Кремером и брызгавшим слюной Клуттигом.

– Ступайте! – процедил он.

Клуттиг, задыхаясь от ярости, бросился к двери, хотя она уже закрылась за Кремером.

– Пес проклятый!..

Райнебот стоял, небрежно опершись о стол.

– Я же говорил тебе, что от него ни шиша не добьешься, – заметил он с насмешкой.

Клуттиг тяжело затопал по комнате.

– Я и знать не желаю, каких мерзавцев он сыщет для этой… этой санитарной команды. – Он взмахнул кулаком. – С каким удовольствием я заехал бы ему в рыло! Пристрелил бы собаку!

Райнебот оттолкнулся от стола.

– Ты делаешь все шиворот-навыворот, господин начальник! Зачем ты орешь на него? Негодяй давно уже почуял, что он у нас на примете.

Клуттиг продолжал бушевать:

– Пусть знает, пес! Пусть знает, что мы идем по следу!

– Неверно!

Клуттиг резко остановился и выпучил глаза на молодого коменданта. Весь его гнев теперь обрушился на Райнебота.

– Ты, кажется, хочешь меня учить, как обращаться с этой сволочью?

Его сварливый тон не произвел на Райнебота никакого впечатления. Он снова закурил и задумчиво пускал дым в потолок.

– У большевиков, несомненно, есть тайная организация, согласен. Кремер у них наверняка одна из главнейших фигур, тоже согласен. – Он небрежной походкой подошел к Клуттигу. – Послушай-ка, господин начальник. Поговорим с глазу на глаз. Приказ нашего дипломата нам обоим не по вкусу, верно? Если он выпускает мышей, значит, мы должны захлопнуть ловушку. Нам нужна верхушка! И мы уничтожим ее одним ударом! – Он мотнул головой в сторону лагеря. – В конце концов, не все они большевики. Надо подсадить к ним своего человечка. Безобидного, с приветливой физиономией. Но с длинным носом, чтобы умел вынюхивать, понятно?

Он заговорщицки ухмыльнулся. Клуттига, по-видимому, эта мысль воодушевила.

– Но где ты сейчас раздобудешь такого, чтобы…

– Предоставь это мне, уж я раздобуду! – быстро и решительно ответил Райнебот.

Клуттиг капитулировал перед Райнеботом, как человеком более умным. Он расхохотался.

– А ты и вправду ловкая бестия!

На этот раз Райнебот принял его слова за похвалу и улыбнулся.

– Когда нужно, и мы можем быть дипломатами…

В той «конюшне» Малого лагеря, куда попал Янковский, царила дикая суматоха. Обитатели толпой обступили дневального, наливавшего похлебку из огромного бачка. Люди кричали, визжали и спорили на всех языках, перебивая друг друга и размахивая руками. «Старожилы» отпихивали новичков от бачка. Один оттеснял другого, а староста блока орал на всех. Снова и снова пытался он призвать к порядку изголодавшихся людей.

– Отойдите ж наконец, болваны этакие! Станьте в очередь!

Никто его не понимал, никто не обращал на него внимания. Те, кого оттеснили, с еще большим остервенением рвались снова к бачку. Другие подстерегали какого-нибудь новичка, кто уже получил порцию супа и торопливо работал ложкой или, не имея ложки, пил прямо из миски. Суп стекал у него на куртку. Ожидавшие хватали миску прежде, чем ее владелец успевал доесть, тянули ее в разные стороны, миска со звоном падала, и все кидались на нее. Счастливец, которому удавалось ее схватить, крепко прижимал трофей и проталкивался сквозь толпу к бачку, волоча за собой гроздь жалких фигур, ждавших лишь последнего глотка, чтобы завладеть посудиной.

Единственный, кто не принимал участия в свалке, был сам дневальный. Он равнодушно, не поднимая глаз, черпал поварешкой. Когда толпа слишком напирала, он освобождал себе место, действуя локтями и задом.

Вошел Пиппиг. Измученный староста блока, коренастый человек с круглой, как шар, головой, в отчаянии всплеснул руками, радуясь, что в лице Пиппига видит наконец хоть одного разумного человека.

– Каждый день одно и то же! – прохрипел он. – Хотя бы мисок дали вдоволь! Этих несчастных никак не вразумишь.

Без особой надежды на утешение беднякам Пиппиг посоветовал:

– Выставь их, а потом впускай столько, сколько у тебя мисок.

– Так они подымут вой, хоть беги.

Пиппиг ничего больше не мог придумать и, вытянув шею, озирался среди царившей сумятицы.

– Нет ли у тебя среди новичков Янковского?

– Вроде есть.

Староста блока попытался перекричать толпу:

– Янковский!

Слабый хриплый звук утонул в общем гуле.

Пиппиг принялся сам разыскивать поляка. Янковский стоял в углу, судорожно сжав руки под подбородком, и смотрел на кипевшую вокруг битву. Он заметил Пиппига и, по-видимому сразу узнав его, поспешил ему навстречу.

– Ты! Ты! Где ребенок?

Пиппиг предостерегающе приложил ко рту палец и кивнул Янковскому, чтобы тот шел с ним.

Кремер был занят с Прёллем, готовившим список этапа до Берген-Бельзена. Нужно было отправить тысячу обитателей Малого лагеря. Бухенвальд задыхался. До людей дела не было, а вот до их количества… Прёлль распределил общую численность этапа между блоками Малого лагеря так, чтобы старосты могли передохнуть. Уйдет этап, и опять освободится немного места в переполненных «конюшнях».

Составление списков по блокам поручили старостам, которые вместе с дневальными и писарями блоков решали, кого отдать. В этап назначали наиболее ослабевших. Человеческий мусор, который сгребали в кучу. Скажи тогда кто-нибудь старосте «Эй, ты что делаешь? Ты же одних полумертвых собираешь», то он бы ответил с удивлением «А нам что с ними делать?»

Безжалостный закон самозащиты вершил печальный отбор беднейших среди бедных. Хорошие – в горшочек, поплоше, те в…

Тягостное молчание повисло между лагерным старостой и его помощником. Прёлль стоял возле Кремера, который, склонившись, сидел за столом и изучал представленный ему список. Время от времени он поглядывал снизу вверх на Прёлля и морщил лоб. Оба молчали, но, по-видимому, думали об одном и том же. У Прёлля дрогнули губы в горестной