Владимир Сорокин - Сахарный кремль Страница 7

— Эту ночь выспался. А прошлую… совсем не спал.

— Ясно, — задумчиво кивнул головой Севастьянов. — Значит, говорите, зело много подследственных в камере?

— Да.

Следователь выдержал паузу, повертел в руке узкую лазерную зажигалку.

— А как вы думаете — отчего в вашей камере много подследственных?

— Не только в нашей. В других тоже. К нам подселили вчера двух, они сидели в разных камерах. И там тоже спали все по очереди. Лебединский сказал, что камеры все переполнены.

— Вот как? — удивленно воскликнул Севастьянов, вставая. — Камеры все переполнены?

— Да, — кивнул, глядя в пол, подследственный.

Следователь подошел к нему, заложив руки за спину, озабоченно покусывая губу, потом резко развернулся, отошел к двери и встал, покачиваясь на носках идеально начищенных сапог:

— Андрей Андреевич, а как вы думаете — отчего камеры Лубянки переполнены?

— Не знаю, — быстро ответил подследственный.

— Ну, у вас имеются хоть какие-то предположения?

— Почто меня арестовали? Почему мне не дают звонить домой?

Севастьянов повернулся:

— Дорогой Андрей Андреич, я сюда и пришел для того, чтобы объяснить вам, почто вас арестовали. Я обязательно, всенепременно сделаю это. Но вы не отвечаете на мой вполне безобидный вопрос: отчего на ваш взгляд камеры Лубянки переполнены?

— Я не знаю… ну… наверно мало камер, а арестованных слишком много… не знаю… — забормотал Смирнов.

— Вот! — поднял палец Севастьянов. — Слишком много арестованных. А почему их слишком много?

— Не знаю. Наверно… следователи не успевают… или медленно работают… мало свободных камер… тюрьма старая…

Следователь отрицательно покачал головой:

— Вы ошибаетесь. Тюрьму перестроили и углубили четыре года назад. Помещений хватает. И работаем мы не медленно. Не в этом причина, Андрей Андреевич. А причина в том, что по мере укрепления и расцвета нашего государства, преступников, к сожалению, не становится меньше. Но наоборот. Их становится больше. И знаете почему?

Подследственный отрицательно мотнул кучерявой головой.

— Вы помните Пасхальное обращение государя к народу?

— Да, конечно.

Следователь вернулся к столу, нашел в своем мобиле речь государя, вызвал голограмму. И в камере появилось живое лицо государя, обращающегося к своему народу:

— Едва вынырнула Россия из омута смуты Красной, едва восстала из тумана смуты Белой, едва поднялась с колен, отгораживаясь от чужеродного извне, от бесовского изнутри, — так и полезли на Россию враги Родины нашей, внешние и внутренние. Ибо великая идея порождает и великое сопротивление ей. И ежели внешним врагам уготовано в бессильной злобе грызть гранит Великой русской Стены, то внутренние враги России изливают яд свой тайно.

Севастьянов выключил голограмму:

— Помните, Андрей Андреич?

Подследственный кивнул.

— Внутренние враги России изливают яд свой тайно, — повторил следователь. — Вот вам, Андрей Андреич, и ответ на ваш вопрос: за что меня арестовали.

— Я не враг России.

— Вы не враг России? А кто же вы?

— Я… я гражданин России. Верноподданный государя.

— Значит, вы — друг России?

— Я гражданин России.

— Да что вы заладили — гражданин, да гражданин… Все мы граждане России. Убийца — тоже гражданин России. И вредитель — тоже гражданин. Я вас спрашиваю: вы друг России, или враг?

— Друг.

— Друг?

— Друг, — кивнул Смирнов, облизывая пересохшие губы и поводя худощавым плечом.

— Отлично, — кивнул Севастьянов, полистал дело Смирнова, извлек из него текст, увеличил, подсветил красным.

В воздухе камеры повисли красные строчки.

— Узнаете? — кивнул следователь.

— Нет… — сощурился Смирнов и опустил голову. — Я вижу плохо…

— Я вам помогу.

Следователь сел за стол и принялся читать ровным громким голосом:

Жила-была кочерга. Ворошила она угольки в печке, выгребала золу, поправляла поленья, ежели они горели неправильно. Много угольков она переворошила, много золы повыгребла. Надоело ей у печки жить, опротивело угли горячие ворошить, наскучило золу серую выгребать. И порешила кочерга из дому сбежать, дабы найти себе работу полегче, почище да поприятней. Как токмо вечером прогорела печка, поворошила кочерга угольки, выгребла золу. А потом взяла да и ушла из дому. Переночевала в крапиве, а утром и пошла по дороге. Идет, кругом осматривается. Глядь — идет навстречу кочерге повар:— Здравствуй, кочерга.— Здравствуй, человек.— Куда путь держишь?— Ищу себе работу.— Ступай ко мне.— А что я делать должна?— Будешь ты угли к котлам-сковородам подгребать да отгребать, за огнем смотреть, чтобы жаркое не подгорало, чтобы суп не выкипал, будешь печь под пироги вычищать.— Нет, это дело не по мне. Мне б чего полегче, почище да поприятней найти.— Ну, тогда прощай, кочерга.— Прощай, человек.Пошла кочерга дальше по дороге. Глядь — навстречу ей сталевар:— Здравствуй, кочерга.— Здравствуй, человек.— Куда путь держишь?— Ищу себе работу.— Ступай ко мне.— А что я делать должна?— Будешь со мной сталь варить: уголь в домну задвигать, за огнем следить, стальную корку пробивать, жидкую сталь из домны выпускать.— Нет, это дело не по мне. Мне б чего полегче, почище да поприятней найти.— Ну, тогда прощай, кочерга.— Прощай, человек.Пошла кочерга дальше по дороге. Глядь — навстречу ей майор из Тайного Приказа.— Здравствуй, кочерга.— Здравствуй, человек.— Куда путь держишь?— Ищу себе работу.— Ступай ко мне.— А что я делать должна?— Будешь вместе со мной врагов народа пытать: пятки им жечь, мудя прижигать, на жопу государственное тавро ставить. Работа чистая, легкая и веселая.Подумала, подумала кочерга и согласилась. С тех самых пор работает она в Тайном Приказе.

Следователь закрыл дело, убрал изображение, вытянул сигарету из пачки, закурил:

— Вот такая милая «русская народная сказочка». Знакома она вам?

Подследственный отрицательно покачал головой.

— Ну, а что же мы это так покраснели? А, Андрей Андреич? Другие бледнеют, а вы вот покраснели. Как-то это по-детски… Что ж, у каждого своя реакция на ложь. Токмо профессионалы не краснеют и не бледнеют, бо творят дело государственное, великое. А вы — любитель. И творите вы дело вражеское, тайное, пакостное. Разрушительное. И ваша душа, созданная по образу и подобию Божиему, противится сему разрушительному делу, ибо разрушаете вы не токмо государство Российское, но и душу свою заблудшую. Посему и краснеют ланиты ваши.