Тамрико Шоли - Внутри женщины Страница 7

Мне показалось, что Женя до сих пор любила его. У женщин есть много способов издеваться над собой, но самый изысканный из них – это ждать мужчину, который предал тебя. Впрочем, как ни странно, именно этот ритуал, сжигая сначала, потом становится опорой для воскрешения. Разбиться о пол на мелкие кусочки, чтобы потом собраться заново, но уже в совершенно новое существо.

Я и сама через это прошла. Господи, да покажите мне женщину, не испытавшую этого. И я никогда не забуду тот момент, когда впервые ощутила полное прощение к мужчине, который меня сжег. И, клянусь вам, это чувство превознесло меня так же высоко, как и любовь, которую я к нему испытывала.

– А потом помню, что меня нашли родители. Я была в отключке. Папа дергал меня в разные стороны, они оба что-то говорили мне, а может, друг другу. Я плохо помню этот момент, но я попросила их о помощи. Да, я, кажется, так и сказала: «помогите мне».

– Так начался путь наверх?

– Нет, ты что. Это был не последний раз, когда родители находили и забирали меня, – Женя улыбнулась. В ее губах застыла непроизнесенная благодарность родителям. – Первый раз они, конечно, были наивными. Просто отмыли меня, накормили и держали дома. Я убежала через несколько дней, под крики мамы, что у нее больше нет дочери. Через какое-то время дочь у нее все же снова появилась, и они опять забрали меня, но на этот раз уже направили в больницу, которая находилась в областном центре. И все по кругу: отмыли, накормили, начали читать морали. Это были адские дни. Если раньше мне казалось, что я мертва, то на этот раз я понимала, что, к сожалению, жива. И все болит. Не было ни единого места на моем теле, которое бы у меня не болело. И ладно, если бы просто болело. Как же тебе описать… Ну, все горит. Вот реально, кажется, что все горит. А потом тебя судороги хватают, и ты орешь. Орешь изо всей силы, потому что где-то в мозгу рождается мысль, что от слишком громкого крика ты можешь наконец-то умереть. Ну, или хотя бы потерять сознание. Но нет. Просто горишь, а потом приходит врач и что-то дает или колет.

– Сколько ты там пробыла?

– Три жизни, – Женя сдавила пустой стакан, в котором недавно была вода. – Но родители говорят, что почти четыре месяца. А потом я уговорила их забрать меня домой. Мама сжалилась, потому что я была похожа на картонку и весила не больше тридцати пяти килограммов. Ну и, конечно, через несколько дней я сбежала из дома.

– Откуда ты брала деньги на наркотики?

– Деньги? Ты что, я забыла, как они выглядят. Я трахалась за дозу.

– И тебе не было противно?

– Ахаха, – в Жениных глазах блеснул привет от дьявола. – Нет, конечно. Потому что секс больше не чувствуется. Ты вообще ничего не испытываешь во время этих дерганий. Ничего. Тебе ни плохо, ни противно, ни хорошо, вообще никак. И желания им заниматься нет. Ничего нет.

– Ты понимала, что ты – наркоманка?

– Да. У меня была подруга. Она, кстати, никогда не принимала наркотики, даже если в компании все глотали таблетки. Умная была, что ли… Я иногда вылазила из своей норы и приходила к ней, когда ее родителей не было дома. Она давала мне борщ или макароны с котлетами. Рассказывала местные сплетни. А потом я однажды пришла к ней, и она не открыла. Я слышала ее шаги за дверью, но она не открыла. И, знаешь, мне всегда было интересно, как люди принимают решение навсегда закрыть дверь перед кем-то? Почему они решают, что именно сейчас – пора?

– Это не они решают. Это их страх.

Я помнила, как хлопали дверью перед моим лицом. И это один из самых противных звуков, которые я слышала в своей жизни. И нет ничего сложнее, чем полюбить жизнь, когда перед тобой закрываются двери.

Я набралась смелости и взяла Женю за руку. Она вздрогнула, но не отодвинулась. Кажется, ей было понятно, что так я рассказывала ей о своих «дверях».

– Помню, что я жила на квартире у какой-то девчонки. Даже имени не скажу. Однажды я начала лазить по ее шкафам, сама не знаю, зачем. И в тумбочке нашла помаду. Я достала ее и решила накрасить губы. Впервые за долгое время. Я пошла в ванную, потому что там было зеркало. И увидела себя. На меня смотрело чудовище. У меня были скомканные нерасчесанные волосы, синяки на лице, а губы потрескались и опухли. Внезапно мне начало казаться, что из носа и ушей у меня ползут черви. Лицо стало дико чесаться, мне стало очень страшно. Впервые за долгое время мне стало очень страшно. Я тогда психанула и выбежала на улицу. Долго ходила без цели, а потом ноги сами привели к родителям. Мама была дома. Я сказала ей, что мне страшно, и я умираю. А она открыла дверь. Она сразу же открыла дверь.

Я крепче сжала ладонь Жени. Замечать в действиях людей улыбку Бога – дар ангелов.

– Поздравляю.

– Да ладно. Дальше было два диких года. Они отправили меня в другой город лечиться. Вытрясли все свои карманы, продали машину, мне кажется, даже банк ограбили, – она впервые за встречу улыбнулась.

– Никогда не знаешь, что тебе поможет спастись. Я долго не могла бросить курить. Все случилось после того, как я за шесть часов поднялась на крутую гору с тяжелым рюкзаком на спине. Стоя над облаками, почти в птичьем полете, я поняла, что смогу все. И бросить курить – тем более. А ты?

– А меня спасла мама. Она приходила каждый день. Да, она переехала вместе со мной. Она приносила с собой мои детские фотографии, строила планы, выбирала институт – я ведь так никуда и не поступила. Она все говорила, я в это время аморфно сидела в кресле и смотрела, а она держала меня за руку, – Женя взглядом указала на наши сложенные одна в одну ладони. – Нет ничего важнее в мире, чем найти человека, который будет держать тебя за руку, даже если ты будешь облит дерьмом. И нет ничего важнее в мире, чем научиться держать за руку тех, кто тебе дорог.

В зале играла музыка, мы едва заметно плакали.

– Я не буду тебе рассказывать, как я лечилась. Это противно, больно. С кучей лекарств, криков «я тебя ненавижу» и «я хочу умереть», слюной, текущей изо рта, и постоянной температурой. Если ты будешь писать про это, просто напиши, что это возможно. В любом аду есть запасной выход.

– Хорошо, так и напишу, – пообещала я. – А что дальше?

– Пять лет я принимала наркотики, почти четыре – лечилась. И продолжаю это делать, потому что всегда есть риск. Бывших наркоманов не бывает, это воспоминание с тобой навсегда. Сейчас мне двадцать четыре. Я учусь на менеджера по туризму, у меня есть собака и, возможно, однажды будет любимый мужчина, рядом с которым я смогу стать еще лучше.

За окном снова было солнце. Сентябрьское, оно уже не обжигало, но дарило надежду на свет. Самое темное время суток – перед рассветом. Это все, что нам нужно знать, когда очень больно.

Глава 3