Андрей Шляхов - Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова Страница 27

— Что такое? — заволновался Эдик.

— Ничего, — ответил Данилов. — Башка трещит. Это у меня привычное состояние. Последствия чээмтэ.

— Я в курсе…

— Кто успел рассказать? — вскинулся Данилов. — Колитесь, сударь!

— Слухами земля полнится, — улыбнулся Эдик. — Сейчас уже и не вспомню кто.

— Молодец! — одобрил Данилов. — Информаторов выдавать нельзя. Кстати, ты уже получил форму?

— Да, еще до конференции. Два комплекта. Даже померить успел. Все путем! Теперь никакого нарушения формы!

— Прекрасно. Значит, тебя на подстанции ничего не задерживает?

— Нет.

— Есть предложение перенести наше общение в пространство, не скованное производственными условностями. Я знаю тут неподалеку, на Ташкентском одно кафе…

Кафе держал тбилисский армянин по имени Вазген, друг детства доктора Саркисяна. Однажды при совместном посещении заведения Саркисян познакомил Данилова с Вазгеном.

— Вова — наш человек, — серьезно сказал Саркисян, представляя Данилова.

— Армянин! — обрадовался Вазген, горячо потряс руку Данилова и разразился длинной тирадой на армянском.

— Нет, — покачал головой Саркисян. — Вова не армянин. Просто — хороший человек и хороший врач.

— Хороший врач в наше время на вес золота! — Вазген еще усерднее потряс даниловскую руку. — Рад знакомству!

— Теперь у тебя два знакомых хороших врача, — констатировал Саркисян. — Это здорово!

— А второй кто? — Вазген наконец-то выпустил руку Данилова.

— Как — кто? Я!!!

— Ай, бичо?! Ты?! — деланно удивился Вазген. — Можно подумать, я забыл, как ты у меня в школе все контрольные списывал?!

Приятели шутливо пререкались весь вечер. На прощанье Вазген, к тому времени не очень твердо державшийся на ногах, пригласил Данилова заглядывать в кафе по-свойски. Данилов не преминул воспользоваться приглашением и вскоре стал завсегдатаем. Особенно он любил после трудного дежурства побаловать себя тарелкой наваристого хаша — супа из говяжьих копыт с требухой…

— Я — за, Владимир Александрович! — обрадовался Эдик. — Как говорится — только штаны подтяну!

— Пошли, — Данилов встал из-за стола. — И прекрати называть меня на «вы» и по имени-отчеству! Просил же уже…

— Да как-то неудобно. Вы старше…

— Неудобно напоминать человеку о его возрасте, — Данилов шутливо погрозил Эдику пальцем. — Привыкай. Или же я тоже перейду на «вы» и буду называть тебя Эдуардом Сергеевичем. Получится полный… марлезонский балет.

На выходе с подстанции им повстречался Федулаев.

— Наслышан от Могилы о твоих подвигах, — сказал он Данилову. — Он говорит, что Витьку теперь голову брить не придется.

— Наш долг — помогать ближнему! — Данилов вспомнил выражение физиономии ошпаренного Бондаря и не смог сдержать улыбки. — Но бритва ему еще пригодится. Я его все-таки чаем облил, а не кислотой.

— Пожалел, значит? — усмехнулся Федулаев, на дух не переносивший Бондаря.

— Кислоты под рукой не оказалось, — ответил Данилов. — Счастливого дежурства!

— Счастливо отдыхать! — отозвался Федулаев, потрясая в воздухе сжатым кулаком.

Данилов и Старчинский вышли на улицу. Эдик посмотрел на солнце, подвешенное в чистом, без единого облачка, небе и блаженно сощурил глаза:

— Хорошо!

— Пешком? — предложил Данилов. — Или проедем две остановки?

— Погода хорошая — можно и пешком, — ответил Эдик. — Две остановки — это не расстояние и даже не дистанция.

— Тогда шагай помедленнее, а то я за тобой не успеваю. Года берут свое.

— Да ладно ва… тебе! — засмеялся Эдик. — Не надо косить под аксакала! Особенно — без седой бороды!

Данилов шел по утренней улице и пытался, как Эдик, радоваться жизни. Получалось не очень хорошо. Данилову стало завидно.

— Знаешь, что самое приятное в нашей работе? — спросил он.

— Помогать людям! — уверенно ответил Эдик.

— Нет, помогать людям — это суть нашей работы, а не самое приятное, — Данилов покачал головой. — Самое приятное — это идти утром после смены домой или еще куда, и снисходительно смотреть на тех, кто спешит на работу, немного сочувствуя всем этим бедолагам, которым еще так далеко до свободы…

— Тогда самое худшее, — Эдик, что называется, с лету подхватил мысль и развил ее, — это вечером завистливо смотреть на тех, кто спешит домой, зная, что до окончания твоей смены еще четырнадцать часов.

— Ты не прав, это не самое худшее. Самое худшее — это чувствовать свою беспомощность. А самое противное — подчиняться дуракам!

— При прежнем заведующем было лучше? — предположил догадливый Эдик. — Я-то при нем всего трое суток отработал, так что сравнивать мне не с чем.

— Я говорил не о заведующем, я говорил о тех, кто придумывает дурацкие правила, по которым мы должны жить. Все эти условности, понятия, обычаи, согласно которым… Да что там говорить! Давай лучше помолчим.

— Хорошо, давай помолчим, — согласился Эдик и до самого кафе не проронил ни слова…

— Хаша нет, — искренне огорчилась толстая официантка, как и все сотрудники кафе, приходившаяся родственницей хозяину. — Летом мы его не готовим. Жарко. Не сезон. Возьмите сациви и чанахи.

Что такое сациви, Данилов знал — холодная курица в соусе из грецких орехов. Чанахи было ему неведомо.

— Хорошо, — переглянувшись с Эдиком, согласился он. — Несите. И пол-литра водки, какая получше.

— Зелень, брынза, лаваш? — напомнила официантка.

— Естественно, — спохватился Данилов. — Без этого никуда.

— Здесь вкусно пахнет, — принюхался Эдик, оглядывая уютный, отделанный «под дерево» зал.

Данилов рассмеялся.

— Что такое? — покрасневшие уши выдали смущение Эдика.

— Ты также двигаешь носом, как и Лжедмитрий, — объяснил Данилов. — Хищно! Вы с ним не родственники?

— Я его внебрачный сын, только это строго между нами, — шепотом «признался» Эдик. — В папочке проснулись родительские чувства, и он пристроил меня под свое крылышко.

— Ты умеешь шутить с серьезным видом. Это опасно.

— Почему?

— Наши сплетники не поймут, что ты шутишь. Вот сиди на моем месте Лена Котик, назавтра вся «скорая» знала бы о ваших отношениях с Кочергиным.

— Я столько не выпью, чтобы пойти в кафе с Леной Котик, — ответил Эдик.

— Симпатичная ведь девица, — прикинулся непонимающим Данилов.

— Змея, — поморщился Эдик. — Не люблю таких.

Официантка принесла на подносе тарелки с лавашом, сыром и зеленью.

— «Парламент» вас устроит? — уточнила она насчет водки.

— Вполне, — ответил Данилов. — Лишь бы холодная была.