Татьяна Соломатина - Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47 Страница 26

Вот такие мысли путались в кудрявой блондинистой голове молодого акушера-гинеколога, временно «высланного» в женскую консультацию. На работу она приходила рано. Так что время побыть наедине с собой было. Консультация открывалась в восемь утра. Настя прибывала к половине восьмого. Это была единственная возможность избежать маминых обильных «континентальных» завтраков, после которых клонило в сон, апатию и полное наплевательство. Давно пора было заняться поисками съёмной квартиры. Но каждый раз, как только Настя осмеливалась заикнуться, что ей уже двадцать восемь и, значит, почти тридцать – то есть практически старость! – мама хваталась за левую руку и ловко отступала к дивану. И перечисляла в виде канонически-последовательных жалоб все признаки инфаркта миокарда: «Ах, воздуха не хватает!.. Доченька, в пот бросило… За грудиной давит. Левая рука онемела…» Всё-таки Настенькина мама была поликлиническим терапевтом и понятно, что все признаки ишемии миокарда могла перечислить на нескольких языках, будучи даже в бессознательном состоянии. В оправдание таковой белыми нитками шитой лжи: мама совершенно искренне пугалась, когда Настя в очередной раз пыталась отвоевать независимость. Или хотя бы федерализацию. Настя очень любила маму и потому каждый раз тоже очень сильно переживала и верила, что маме на самом деле плохо. И никак не могла понять, почему мама не позволяет Насте вызвать «скорую» и почему папа не отвезёт её на машине в больницу. Папа хмурился и уходил на кухню. Он очень любил свою дочь. И жену любил не меньше. И потому скандалить с любимой женой в присутствии любимой дочери не хотел. Достаточно скандалов с женой наедине. Которые каждый раз изливались обильными слезами после очередного папиного заявления, что Настенька – не сенбернар, а живой человек. Их единственная дочь! Мама полагала, что единственная дочь Настенька неспособна к самостоятельному существованию. Кто за Настенькой вещи в комодик раскладывает и по плечикам в шкафу развешивает по фасону и сезону? Мамочка! Кто Настенькину обувь моет-начищает? Мамочка! Кто на Настенькином столе порядок наводит и клавиатуру Настенькиного компьютера ушными палочками вычищает? Мамочка! Однажды с отцом на две недели уехали – так мамочка подробную инструкцию написала: что, где, когда, как и в чём. Какой губкой и каким средством мыть посуду, какими – унитаз и раковину, чем зеркала протирать, как включать стиральную машинку, в каких режимах пользоваться роботом-пылесосом. И что?! Дома по приезде царил бардак! Посуда в раковине – горой. Любимая чашка самой же Насти – разбита. Зеркало всё заляпано зубной пастой. У Настеньки чуть вещи не кончились – и уже не только из бака для грязного белья свисали, но и кругом по квартире валялись. Нормальные девочки в её возрасте пьяные оргии устраивают, когда хата пустая в их распоряжении. А эта только на ковёр банановых и апельсиновых шкурок нашвыряла да яблочных огрызков – за кровать. Кругом крошки от чипсов и печенья. И двадцать пять книг «мордой вниз напополам». Хотя мамочка сколько раз её ругала, что с книгами так не обращаются!

Настенькина мама всерьёз полагала, что дочь без неё погибнет. Папа не менее всерьёз (и куда более справедливо!) полагал, что с такой мамочкиной любовью Настенька семимильными шагами движется к погибели. Или, как минимум, останется не приспособленной к жизни старой девой. Но пока крепился из последних сил. Он не раз и не два говорил Насте, что поддержит её. И деньгами поможет. И мать успокоит. Но квартиру Настя должна найти сама! Если папа ей найдёт квартиру – это уже не самостоятельность. Не так начинается самостоятельность. Насте давно не восемнадцать. Пора уже самой. Мыть, стирать, убирать. Жить! Работает же она! Жизни спасает! Или и на работе ты способна на «подвиги», если только тебя кто-то прикрывает?! Интернетом дочурка, слава богу, пользоваться умеет. День и ночь до недавнего времени в Сети сидела. Интернет – это не только социальные сети! Поищи, походи, посмотри. Определись…

Настя почему-то боялась. Одно дело – на стены развешивать бог весть что. А тут – в реальную жизнь выходить надо. Звонить. С незнакомыми людьми разговаривать и встречаться. Это не мама-папа и коллеги по работе. Не те, чей круг уже определён. Не те, к кому Настенька привыкла. Настенька была очень общительной девочкой. И никогда никого не боялась. Ни людей, ни компаний. Но когда тебе двадцать восемь, когда жизнь по маршруту дом-работа устоялась… Да, хотелось самостоятельности. И любовь найти хотелось. Одну-единственную. Какие там оргии!.. Но после тяжёлого дежурства уже всё чаще и сильнее хотелось домой, принять ванну и лечь на кровать с книгой и заботливо приготовленным мамой бутербродом. И спать, не думая, откуда берётся красивое, чистое, свежее бельё. Привычка к тому, что всё делают за тебя, рождает леность характера. А леность характера творит инертную судьбу.

Настя тяжко вздохнула и зашла на очередной ресурс поиска квартир. И тут в дверь без стука вошла красивая, стройная, ухоженная от волос до кончиков ногтей на ногах молодая женщина. С ребёнком лет девяти. И, окинув колобка Настеньку от макушки до пяток, вместо приветствия безапелляционно заявила:

– Мне надо сделать аборт!

– Здравствуйте, – холодно и подчёркнуто-формально поприветствовала Настя беспардонную посетительницу.

– Лёшенька, садись, мой мальчик! Мой сладкий мальчик, моя звёздочка! – заворковала женщина, не обратив никакого внимания на официальный тон полненькой докторши.

У Настеньки Разовой в голове зароились наблюдения, соображения и некоторые сомнения. И все на предмет мальчика Лёшеньки. К беспардонным девицам, жаждущим абортов, врачам акушерам-гинекологам не привыкать. Но зачем тащить с собой ребёнка?! Пусть даже и не на саму процедуру – туда бы никто и не позволил. Но даже в кабинет к врачу, если беседа на такой откровенно недетский предмет. Да и мальчуган явно странный. Очки, из-за которых совсем не видно глаз – только точечки. Такая сильная близорукость? Или, наоборот, дальнозоркость? Офтальмология путалась у Настеньки Разовой в голове, пока она рассматривала мальчугана. Он явно дичился. Ему тут не нравилось. Он не хотел садиться на кушетку, куда чуть не силком толкала его ретивая мамаша.

Мальчик начал размахивать руками и мычать.

– Ну не хочешь, так стой! – сказала дева слегка раздражённо. Но сладким голосом. И шлёпнулась на «посетительский» стул, приставленный к «врачебному» столу.

– Запишите меня на ближайшее время! – скомандовала она Насте.