Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2007) Страница 26

Часы приема

Стесин Александр Михайлович родился в Москве в 1978 году. Переехал с семьей в США в 1990-м. Окончил литературный факультет университета Баффало и курсы по французской литературе в Сорбонне. Автор трех стихотворных сборников. Пишет на русском, английском и французском языках. Живет в Нью-Йорке. В “Новом мире” публикуется впервые.

*    *

 *

О том, что, когда будет поздно, пойму,

о склонностях черт-те к чему,

прогнозы, едва постижимы уму,

тирады в еврейском дому

припомню однажды, когда отлучусь

туда, где не видно ни зги;

и нет больше тех, что несли эту чушь

и все-таки не донесли.

Побитые жизнью и смертью плоды

с семейного древа, одни

по ведомству страхов, предчувствий беды,

другие — с подачи родни,

попадали в землю, чтоб в ней прорасти

участком в две-три сотых га ,

и я здесь росток; мне не видно пути

в трех соснах под знаком “тайга”.

Нет смысла потрепанный атлас листать

с цветком-осьминогом в углу.

Летальный исход не научит летать.

Пред собственным страхом в долгу,

из дома уходишь. Тропа до реки

петляет в предместье глухом.

И сосны на синих холмах далеки

настолько, что кажутся мхом.

Колыбельная

1

В усеченном занавескою

зазеркалье — дежавю,

доказательство невеское

сновиденья, где живу,

тишь, как маятник, качается,

ищет слово “интернет”.

Нету повода печалиться,

да и радоваться — нет.

Только белым, пар ли, парус ли,

в окнах высветлена тьма;

сквозь дождей густые заросли

в мокром шелесте — дома.

Только наледь темно-сизая,

только в ходиках “дин-дон” —

отзвук времени, нанизанный

на упругий камертон.

2

А. Ц.

Примешь таблетку, ночь коротка.

В кузове спичечного коробка

что-то вещает транзистор.

Гулом машинным день промелькнул,

шелестом шинным тьму промокнул,

в темном стекле отразился.

Время ложиться на бок и на

переучет в продолжение сна,

точно окошки сберкассы,

очи зашторить. Кончен прием.

Очередь дней на свету, и при нем —

все, чему время смеркаться.

Примешь таблетку. Сводка дождей.

В рубке кемарит свободный диджей.

Не с кем встречаться в эфире.

Спать. Запасные часы в пиджаке —

в случае, если на левой руке

вечность покажут цифири.

*    *

 *

Вспомнить проникшего света каемку

по окончанье простуды,

тенью сползающие на клеенку

контуры пыльной посуды,

шум во дворе, где табличка висела

с просьбой держать его чистым;

дворничиху (из квартиры, что слева)

с маленьким сыном-аутистом,

с тем, у которого мяч баскетбольный

я отнимал “на проверку”;

как объясняли: не видишь, он болен?

не приставай к человеку.

Вспомнить поминки, где рюмку и слово

держит дружбан-представитель.

Похороны получились на славу —

жалко, покойник не видел.

Гости прощаются, как на вокзале,

тушат в прихожей окурки.

Хочется, чтоб анекдот рассказали.

Мерзнется в замшевой куртке.

Свет, зажигаясь за дверью, не будит

то, что лежит вроде гири.

Что мне с того, что, когда нас не будет,

кто-нибудь будут другие?

*    *

 *

Постою на улице, покурю,

пусть в карманах кожанки — по нулю,

пусть на убыль в банке локальном счет.

Улица холодная. Что еще?

Медицинских знаний неполный свод.

Риновирус в капсуле. Перевод:

раздают по карточкам сквозняки

продавцы катаров окрест реки.

А река как сыворотка к утру.

А звезда вчерашняя — тусклый трут.

Я звезду погасшую докурю,

запущу окурком ее в зарю.

Постою на улице прошлых лет,

вспомню слово детское: пистолет.

Пистолетик, ласточка на катке,

на коньке, скрежещущем по реке.

А река как наволочка к утру.

Я не помню, где и когда умру.

В честь кого-то названа улица,

не Улисса, так хоть Маргулиса,

гражданина в сереньком котелке,

с удочкой спускавшегося к реке.

А река, простужена на ветру,

не дождется суженого к утру.

*    *

 *

Птицы летят над домами по весне

в рай, где кормушки прилажены к деревьям.

Жизнь обещает все лучшее во сне,

по пробужденье не пользуясь доверьем.

Въехавший двигает мебель за стеной.

Тумбочек или сервантов рокировка.

Чей-то портрет, повернувшийся спиной.

Вместо затылка — бумага, датировка.

Сколько отсрочек вмещается в тире

между двух дат, заключенных в скобки, в прочерк?

Год, из которого не вернусь к тебе.

Город, откуда уеду среди прочих.

Но тем старательней выверен пунктир

каждой детали, чем дальше друг от друга

и безвозвратней к зиме ведут пути

птиц и людей, в небо — клином, в воду — кругом.

*    *

 *

В девятьсот тридцатом начинавший,

до двухтысячного дотянувший,

в рифму что-то перед сном читавший,

в счетоводных книжках утонувший.

Если что и вспомню — строчки беглой

проговор. Читавший не ошибся .

Не мучнистой бабочкою белой ,

к свету прибулавленной, осыпься.

А бесслезной надписью возникни

на плите, недалеко от дома.

ФИО и чин как на визитке.

Даты жизни как часы приема.

Луна на ощупь холодная

Горлова Надежда Алексеевна родилась в 1975 году в Москве, где и живет. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Работает в “Литературной газете”. Лауреат премии “Нового мира” за 1995 год (рассказ “Поездка в Липецк”), интернет-журнала “Русский переплет” (повесть “Паралипоменон”) и премии “Эврика” за 2006 год (повесть “Покрывало Ребекки”). Печаталась в журналах “Наш современник”, “Юность”, “Арион”, “Литературная учеба”, “День и Ночь”, “Подъем” и других.

Она попросила: “Напиши про меня! Напиши: живет такая девочка Ася… Напишешь, скажут: „Чего это мы еще будем читать!”” И Ася смущенно засмеялась.

Она оставила мне дочь и могилу.

1

Я развелась с Арсением и стала снимать квартиру в Москве. Прошлое мучило меня своей протяженностью. Как долог был самообман, сколько вязких лет я называла “простым человеческим счастьем” крайнюю степень горя — бессмысленность плотского существования, ложно оправданную необходимостью добывать пищу и разводить потомство. Жизнь, насыщающую только могилы.

— Арсений живет с девчонкой, беженкой из Таджикистана. Она чудненькая, у нее, видать, с головой не все в порядке. Да и здоровье у нее… — говорила моя сестра, переливая спирт и стараясь не вдыхать носом, чтобы не опьянеть от паров. — Ты ее скоро увидишь, она на уколы ко мне ходит.