Сергей Телевной - Ветер противоречий [Сборник] Страница 26

— Ты рассуждаешь, как пацан. И живешь, как пацан, — Роман встал в бойцовскую стойку и тоже начал грузить ударами полосатый матрац типа узбекского дехканина. Романовские удары повторяли траекторию кулаков Михаила, но были хлесткими и жесткими, а не просто злыми.

— Не будет по-вашему, — Министр Носопыркин угрюмо мутузил матрац, отвечая ударом на удар. Он с утра занял подвал, застолбил свою территорию. — Не будет по-вашему, я разобьюсь в лепешку…

А «по-ихнему» должно было быть так: в бывшем детсаде, откуда, кстати, появился пропитанный детским энурезом матрац, уже давненько работал швейный цех, перебравшийся туда из их подвала. После того как «химик» Панкратов-старший отошел от дел, заправлять в цехе стал Вовка-Домкрат. Недавно он умудрился выбить заказ на пошив военной формы. Заказ очень солидный. Чего это ему стоило, каких откатов, только дьявол-искуситель знает.

Поэтому надо было расширяться, самым подходящим помещением на сегодня был подвал — обиталище их подземельной юности. К тому же место насиженное — здесь ведь шапочный кооператив старшего Панкратова работал. Затем из подвала перебрались в заброшенный детсад — там светло и не очень сыро… К этому времени Вовка Домкрат, унаследовавший дело отца-шапочника, развернулся посерьезнее.

Роман тоже был при нем. Вроде заместителя-помощника. Вел учет, все-таки за плечами техникум советской торговли. Да при необходимости мог и швейную машину отладить, и Вовкину иномарку отрегулировать.

На швейке десяток женщин из их хрущевки и окрестных домов батрачили на шапочников. В том числе и жена Михаила — беспросветная Октябрина, дочь покойного Гаврилыча. Но спрос на нутриевые шапки утих. Цех надолго останавливался…

Работа оживилась лишь с приходом моды на утконосые бейсболки и псевдовосточные бархатные халаты — Домкрат поймал конъюнктуру. С наступлением пассивного межсезонья работа затихала. Цех, заваленный ширпотребом, месяца на три-четыре закрывался.

Тогда бабы, как вьючные животные, набивали сумки своей же пошивней и разъезжались окрест. Одни торговки навязывали заморского пошиба кепки вдоль автотрассы дальнобойщикам, голодным вовсе не до бейсболок. Другие охмуряли пестротой халатов матрен из дальних хуторов. Короче, за межсезонье в цветастые халаты упаковывали всю область, а на всех дальнобойщиков нахлобучивали непатриотичные бейсболки…

— Братан, ты не понимаешь, как сложно было продавить заказ, — увещевал Роман труднодоступного Мишку. — «Военка» — это же золотое дно, это тебе не бабские рейтузы.

— А ты-то чего задницу рвешь? Как будто сам этот заказ пробил, — осадил его Михаил и обрушил серию безответных ударов на полосатый матрац.

— Миха, ты быкуешь не по делу. Работа есть работа, — старался сдерживать себя Роман. — Я не рву задницу. Да, я работаю с Домкратом.

— Не с Домкратом, а на Домкрата. Цех-то его, а не твой…

— А какая разница. Ты на своем вонючем кожзаводе на кого горбатишь? Хоть раз в глаза видел своего хозяина?

Это правда, хозяина Михаил не видел ни разу. Только знал из полунамеков якобы осведомленных людей, что их хозяин — оч-чень многоуважаемая папаха и где-то далеко заседает и что-то важное решает. Зато и Михаила уважали на кожсырьевом участке. Он был классным сортировщиком шкур. С точностью до граммов определял вес кожсырья, процент усола и усушки, наметанным глазом безукоризненно выявлял пороки шкур.

— Мне и не надо его видеть, — парировал Министр землетрясения. — Его дело — платить бабки, мое — работать.

— Вот и я о том же. Каждый занимается своим делом. Все при делах — и я при деле, и Домкрат при деле, — умиротворяюще произнес Роман, но не сдержался, добавил: — Только разные у нас дела. И ты завидуешь.

— Я завидую? Чему завидовать?! Что вы с Домкратом все соки выжимаете из наших баб? — «министр землетрясения» продолжал кипятиться. Между словами его удары были все красноречивее. Михаил уже не колошматил матрац, а просто разминал свои пальцы, пробуя их на хруст и ломкость.

Ничего хорошего это не сулило — для Романа это было очевидно… Но Роман пытался донести до своего зациклившегося друга юности:

— Слушай, Министр землетрясения, — обратился к он к Михаилу Роман, как в бесшабашной юности, — ты рассуждаешь, как обиженный пенсионер. «Соки выжимают, эксплуатируют…» Ну, если Домкрат по-свойски не будет выжимать соки из наших баб, то что?.. Давай посмотрим.

— Что смотреть! Ты как надзирателем стоишь над людьми и заставляешь их по двенадцать часов горбатиться!

Кровавые белки Михаила ворочались неестественно быстро. Высоковольтный гул его кулаков, наверное, подавлял даже сигналы сотовой связи — у Романа отключился мобильник. Вывихнутые мысли Михаила колко кристаллизовались. Что-то должно было произойти!..

— Ну, так уж и по двенадцать… — Роман отступил на шаг. — Они бы рады работать по двенадцать часов, да работа не всегда есть… Ты что, такой наив? Тебе что, надо объяснить: если они не захотят горбатиться, это будет делать другой. Вот вьеты у Домкрата работают по четырнадцать-пятнадцать часов рядом с нашими бабами. Вкалывают больше баб, а получают меньше. А ты — «соки выжимает, соки выжимает…»

У Домкрата в швейке действительно работали четверо вьетнамцев. Делали норму за десять баб. А денег хозяин платил им раза в два меньше.

— А на хрен они здесь нужны, эти кислоглазые жестоземы? Чтоб Домкрат брюхо отъедал? Кто их звал сюда?

— Законы рынка. Дешевая рабочая сила влияет на себестоимость товара. Тебе что, лекцию читать? — Ромку распирали знания по экономике, и он перешел дальше — к демографии: — Чтоб ты знал, желтая раса задушит нас. Потому что они работают и плодятся, плодятся и работают. А мы только пи. дим да квасим самопальную водку…

В ответ Мишка по-колхозному наотмашь дубасил матрац, который почему-то уже никак не напоминал узбекского дехканина, как ни всматривайся. Вдруг он остановился, поднял обезвоженные глаза на Романа — вспомнил… покойного тестя Гаврилыча. Вспоминал — с недоумением и тревогой. Тот, кажется, рядом со Сталиными-Брежневыми и остальными Буденными в иконостасе держал портрет Хо Ши Мина. «Самая дееспособная армия в мире — вьетнамская. Они еще покажут всем!» — слышалось потусторонне-назидательное…

Тогда пацаны это не восприняли всерьез: во-первых, Гаврилыч был нетрезв. Во-вторых, в кинохронике бойцы народно-освободительной армии Вьетнама казались какими-то игрушечными…

Вдруг упредительно скрипнула подвальная дверь, и на пороге появился вьетнамец Нгуен Ван Хай из бригады Домкрата. За ним — амбал со щеткой усов — участковый Прохор. Это был какой-то из многочисленных племянников того дылды Прохора, который когда-то, во времена оные, кошмарил округу.

«С подкреплением пришли», — подумал Мишка.

Роман отвлекся от Министра землетрясения и деловитно начал объяснять Нгуену, где должны стоять швейные машины, где кровати. Он разводил руками, как регулировщик. Дежурно улыбающийся вьетнамец достал мобильный телефон, что-то внутриутробно сказал своим соплеменникам.

— Это тоже ваш, — сказал Роман, указывая на матрац, висящий на стене и избитый Мишкой.

У того высоковольтно гудели опущенные кулаки: даже этот обоссанный матрац забирают!

На пороге появились желтоземые лица. Они уже притащили из бывшего детского сада швейные машины.

— А здесь будут стоять кровати, — пояснял Роман непроницаемо улыбающемуся Нгуену. Тот механически кивал и на механическом же языке давал распоряжения желтоземым маскам.

— Если бы ты знал, чего стоило это дело в миграционной службе! — снова обратился Роман к Михаилу. — Это все Домкрат провернул. Классно, вьеты здесь будут и работать, и спать. Соображаешь? Бросай свой кожзавод, переходи к нам.

И добавил, надеясь на понимание:

— Домкрат поехал за камуфляжной тканью… Скоро будет.

…С вывихнутыми мыслями и с гудящими кулаками по плоскостопым ступеням Михаил поднялся к себе на пятый этаж. Беспросветная жена Октябрина шмыгнула из квартиры — переждать грозу у золовки Раи, тишайшей и богобоязненной кривовязой сестры Михаила. Только при ней тот не позволял себе буянить…

«Вождь» желтоземых Нгуен между тем облюбовал для себя слесарку покойного Гаврилыча. И то правильно, после его смерти никто из сантехников-водопроводчиков не задерживался на этом рабочем месте. Но портреты вождей не истлевали.

Пермь

Криминальное колесо

Звезд у соседа на сизых погонах становится все больше, и они все яснее. Однако он, сосед, старается быть проще, доступнее. Сердито протестует, когда обращаешься к нему на «вы». «Соседи, ровесники — как можно?!» Ежеутренне довозит меня к уже обреченной конторе, расположенной вовсе не по пути. Я благодарю соседа и отправляюсь на службу. Непременно черная Волга с достоинством удаляется.