Оксана Робски - День счастья — завтра Страница 23

— Попробуй, — кивнула та, — думаю, тебе это понравится.

— А какое вы напишете для меня заключение?

— А как ты сама считаешь?

Гора на минуту задумалась. Потом уверенно произнесла:

— Закомплексованная. Но исполнительная.

— Еще?

— Дикая. Но надежная.

— Вот так я и напишу.

Мне она понравилась. Гора. Вернее, они обе. До этого я имела очень слабые представления о работе психологов и психотерапевтов. И то со слов моей подруги Насти. В десятом классе она в очередной раз поссорилась с мамой. И попыталась отравиться. Наглоталась, по-моему, седуксена.

Мама вызвала «скорую». «Скорая» сказала, что в таких случаях они обязаны везти девочку в психиатрическую больницу. Был конец перестройки. Но уже тогда давали взятки. Настина мама не дала. Настю увезли. Лечили в основном сульфой. Я увидела ее через месяц, из окна такси, ковыляющую по нашей улице. Я выбежала ей навстречу. Она говорила медленно и ни о чем.

Только пару раз ухмыльнулась озорно и лукаво — так, как только она умела. Как будто дважды в непроницаемой маске образовались трещинки.

Я привела Настю домой. На диване лежал журнал. То ли «Пионер», то ли какой там был? Не помню уже. Настя села, машинально открыла журнал. В нем была напечатана повесть. Про войну. Неплохая повесть. Я помню, мне нравилась.

По ней еще фильм сняли. Настя начала плакать.

Горько и безудержно. Я никогда не забуду ее мокрое от слез лицо.

Оказывается, им в психиатрической с 16.00 до 17.00 обязательно читали отрывок оттуда.

И они все должны были коллективно плакать.

Сработал рефлекс — прочитав несколько знакомых строк, Настя расплакалась.

Вот такое лечение. Маме, кстати, пришлось выкупать в психдиспансере ее личное дело, чтобы Настя могла поступить в институт. Туда психов раньше не брали. Не знаю, как сейчас.

Гора диктовала психологу какие-то свои анкетные данные, и я подумала, может, спросить ее про мои страхи? И подавленное состояние?

Не посоветует ли она и мне трусы мерить?

Я мысленно представила этот разговор.

«Вы знаете, меня по утрам мучают страхи. Я боюсь непонятно чего. Это, наверное, депрессия. Может, мне таблетки какие-то попить?»

«Давно это у вас началось?»

«Да нет, может, пару месяцев…»

«Что этому предшествовало?»

«Да ничего».

«Страхи проходят?» 

«Да». 

«Когда? После чего?»

«После того, как я понюхаю кокаин».

Ведь действительно. Может, вообще эта депрессия из-за кокаина?

Я вдруг очень ясно осознала, что так оно и есть.

Замкнутый круг.

Я сама себе психолог. Надо поменьше нюхать.

Тамара не вышла на работу. Я позвонила ей домой.

— Я не смогла… — промямлила она в трубку.

— А завтра сможете? — спросила я так, как спрашивают душевнобольных: мягко и заранее подготовившись к тому, что ответ может быть неадекватен.

Тамара была моей домработницей два года.

У меня к ней, в общем-то, претензий не было.

— Да, смогу, — ответила она неуверенно.

— Я вас жду.

Не перевозить же мне Славу с дачи?

Надеюсь, она завтра выйдет.

Громко хлопнула входная дверь. Она у нас по-другому не может закрываться.

Рома, наверное. Явился. Я схватила первую попавшуюся губку и принялась самозабвенно тереть кухонный шкаф.

Рома застыл в дверном проеме.

Я сдула с лица прядь волос. Так Тамара всегда делала.

Терла шкафчик, не обращая внимания на Рому. «Знай наших!»

Его молчание я отнесла к восторгу по поводу моей домовитости.

— Нам надо поговорить, — произнес Рома.

Я натирала полки, не поворачивая к мужу голову. «Обиженная и оскорбленная жена за домашней работой».

— Оля!

Он редко называл меня по имени. Наверное, совсем стыдно стало, что он там гулял, а я тут дом драю. И сейчас еще еду ему буду готовить. И — что еще? Точно: стирать его вещи. И гладить. И?…

С собакой гулять! Стоп. У нас нет собаки.

Я обиженно молчала.

— Да брось ты эту тряпку! — взорвался Рома. — Ты все равно не умеешь ничего мыть! Сейчас разобьешь еще что-нибудь…

Я опешила.

Оценив ситуацию, бросила губку в раковину.

Достала сигареты.

— Что?

— В Монако есть клиника, она специализируется на наркоманах. Я думаю, тебе…

— Что-о? — протянула я возмущенно.

— Не перебивай, пожалуйста. Дослушай. Я думаю, тебе надо туда поехать. Ты сама не замечаешь, что уже давно перегнула с этим палку. Я не говорю про наши отношения, подумай о себе.

— Это бред. Ты затеял этот разговор, чтобы не объяснять, где ты шлялся три дня.

— Оля, подумай об Артеме. То, что у него был перитонит, и эти спайки потом…

— Об Артеме? — закричала я. — А ты часто думаешь об Артеме? Ты забыл его поздравить с именинами! Хотя моя мама позвонила тебе, напомнила! А родительское собрание? Ты приехал? А он ждал! Тебя это волновало? Ты когда с ним последний раз в кино ходил?

Рома вышел. Я бежала за ним по квартире, продолжая свою обличительную речь.

Через несколько минут я иссякла.

— Что? Молчишь? Тебе нечего сказать?

— Просто с тобой стало невозможно разговаривать. Ты сразу начинаешь кричать.

— А где ты был эти три дня? — снова закричала я.

— А ты где ночевала вчера?

— Я была на дне рождения. У Анжелы!

— Ты не заметила, что уже давно ходишь на дни рождения одна?

— Рома, чего ты хочешь?

— Уже ничего. Я ухожу.

— Куда? — В моем голосе не было испуга. Скорее издевка.

— Сначала в гостиницу. А там посмотрим.

— У тебя появились лишние деньги? На гостиницу?

— Попроси Тамару собрать мои вещи. Я пришлю за ними водителя.

— Убирайся! Пожалуйста! И сам проси Тамару о чем хочешь! Я не собираюсь опускаться до такого позора!

— Ты понятия не имеешь, что такое позор.

— У тебя девка!

— Если тебе от этого легче.

Я замерла на секунду. А потом кожа на голове как будто бы отделилась от черепа. Наверное, это то, что называется «волосы зашевелились».

Я подскочила к Роме в два прыжка.

Я давно этого не делала. Руку надо слегка расслабить.

Рома получил отличную пощечину.

Я замахнулась для второй, но он схватил меня за запястье.

— Успокойся. У меня никого нет.

— Пошел вон отсюда!

Он думает, что это он уходит? Это я его выгоняю!

— Ты не представляешь, как ты меня достала.

Рома вышел.

Эта была первая грубость, которую он мне когда-либо сказал.

Я села на диван. Щелкнула пультом телевизора. «Достала».

Может, я и вправду его достала?

Я подумала о том, что от меня ушел муж. Хм.

По идее, я должна плакать, рыдать и царапать лицо.

У меня было ощущение проигранной партии.

Реванш — впереди.