Василий Аксенов - Новый сладостный стиль Страница 22

Возникла немая сцена, вполне в духе родоначальника российского гротеска. Один только Бен Дакуорт улыбался, постукивая подошвой полированной штиблеты и мысленно благодаря исключительную сдержанность своего характера. Хорошо, что Арт преподнес им эту новость, а не я. Было бы глупо, если бы это сделал я. По некоторым причинам, о которых речь впереди, это было бы даже бестактно. Первой разомкнула посуровевшие уста хозяйка дома:

– Прошу прощения… м-м-м… Арт, но мне кажется, что вы тут разыгрываете с нами сцены из своей комедии дель арте, как будто мы для вас не что иное, как сборище шутов. Не ошиблись ли вы в своем призвании, молодой человек? Может быть, ваше место в театре, а не в коммерческом предприятии? – С каждым словом она все больше отдалялась от образа Коломбины.

– Вы ошибаетесь, Марджори! – воскликнул Арт. – Это вполне серьезно!

Он стал рассказывать о странном человеке с большой лысиной, но с молодыми чертами лица, который, увидев в ночи светящуюся вывеску их огромного магазина, испытал нечто сродни экзистенциальному шоку и ввалился внутрь, перепугав весь отдел парфюмерии.

Тут вдруг его прервал хозяин:

– Если вы не возражаете, Арт, вы доскажете эту историю лично мне в моем кабинете. – Извинившись перед обществом и сказав, что они будут к ужину, он крепко взял под руку своего «гения розничной торговли» и повлек его внутрь замка.

2. Замок «Галифакс», ничего особенного

Пока они идут по запутанным коридорам и залам в сторону кабинета, мы можем выкроить несколько страниц для рассказа об этом поместье и попутно дать читателю некоторое представление о втором основном герое этой саги, которому придется значительно потеснить нашего нервного Сашу с его «новым сладостным стилем», столь уместным на нью-йоркских помойках, пардон, но мы, кажется, теряем начало фразы, делая ее столь же аляповатой, сколь и украшения на потолках «Галифакса», по которому сейчас идут в сторону кабинета молодой Даппертат и его стареющий босс.

Из своих многочисленных резиденций, раскиданных по Америке и по всему миру, Стенли Корбах питал наибольшую привязанность к этому мэрилендскому гнезду, может быть, потому, что именно здесь он и появился на свет Божий. Холмистая земля с голубоватой хвоей была тут куплена аккурат (к месту, кажись, приходится любимый оборот почвенной прозы), аккурат сто лет назад основателем коммерческой династии Александром Корбахом по случаю бракосочетания с Сесили Дохерти, нееврейским происхождением которой он в те наивные времена так гордился. Кроме происхождения, были и другие основания для гордости, а именно солидное приданое Сесили, выделенное старым ирландским кланом, разбогатевшим на железнодорожных контрактах. Именно это приданое, а также, разумеется, новые родственные связи способствовали бурному росту уже довольно успешного торгового дома «Александер Корбах, розничная торговля», что и привело к строительству гигантского по тем временам универмага в окрестностях Бродвея. Используя дешевый труд своих вчерашних товарищей по иммиграции, то есть демонстрируя самый что ни на есть хищнический марксистский капитализм, Корбах вскоре построил филиал в Балтиморе, а также и этот «английский замок», в котором мы сейчас представляем читателям его прямого правнука. Употребив кавычки, мы, впрочем, совсем не ставим под сомнение английское происхождение замка. Как тогда это делалось, «Галифакс» был почти целиком перевезен в Мэриленд из заокеанского графства, где молодые его присмотрели во время медового месяца. Камней и дерева семнадцатого века, однако, не хватило для нуворишеского размаха, оттого тут и добавилась аляповатая имитация. В результате возник довольно несуразный по обличию домина с тюдоровскими фасадами и мавританскими арками, с гобеленами шестнадцатого века и с нависшим над этими шедеврами охотничьим кичем в виде огромных оленьих голов, с широкими окнами парижского стиля и псевдоскандинавскими башенками, в которых уже чувствовался привкус коммерции конца девятнадцатого века.

Каждое поколение Корбахов вносило свою лепту в эклектическую мешанину. Дед Стенли, Роберт, построил неподалеку на холме гостевой павильон в стиле арт-нуво со стилизованными орлами по углам многочисленных террас, что не могут не напомнить нашему читателю стилистику романа «Великий Гэтсби». Следующий стиль, деко, в сочетании с конструктивистскими элементами, вывезенными из России и Германии, был использован архитекторами отца Стенли, Дэвида, для создания уникальной оранжереи в сочетании с гаражом, где и по сей день стоят коллекционные «бугатти», «испано-сюизы», «роллсы» и «даймлеры», а также два любимых открытых «кадиллака» пятьдесят шестого года, черный и белый, в которых восьмидесятилетний патриарх, в зависимости от настроения то в черном, то в белом, любит разъезжать по соседним деревушкам, притворяясь обыкновенным фермером и заигрывая с девчонками. Все его тут, конечно, знают, однако охотно подыгрывают этой привычной забаве графства Йорноверблюдо.

В сороковые годы этот Дэйв Корбах заложил здесь конный завод, который, пройдя через несколько поколений жеребцов и кобыл, выработал ценную породу скаковых лошадей, что ценятся на миллионы. В шестидесятые годы, когда Дэвид Корбах отошел от финансовых дел, сосредоточившись в основном на экзотических формах разврата – он был одним из пионеров, проторивших популярную нынче дорожку в Бангкок, – во главе компании, да и всего отменно разросшегося клана встал носитель новых коммерческих идей, его сын Стенли. Конечно, и он внес свой вклад в разрастание фермы «Галифакс». Его вторая жена Малка Розентол, в еврейско-итальянской красоте которой бурлили, казалось, все понты Средиземного моря, была большой ценительницей современного искусства. Приглашенная знаменитость архитектуры мистер Пэй построил для нее свой очередной шедевр, телескопическую арт-галерею, быстро заполнившуюся образчиками вдохновения художников «Чикагской школы». Сами же вдохновенцы нередко приезжали в окрестности «Галифакса» на пленэр и никогда не упускали возможности собраться в замке у стойки бара красного дерева – о, эти шестидесятые!

Нынче, в начале восьмидесятых, «Ферма» тянула свою благостную рутину чаще всего в отсутствие хозяев. Искусствоведы составляли каталоги и отправляли на выставки шедевры искусства, коневоды обихаживали своих «гуингмов», слуги же плодились путем перекрестного опыления и смотрели телевизоры в обитаемом флигеле темного чертога.

Но вдруг, чаще всего осенью или на Песах для седера,[42] Корбахи играли сбор, и окна чертога вспыхивали, как в старые времена. Два первых поколения, увы, были уже за пределами мира финансовых возможностей. Третье поколение являлось в лице старого короля Дэвида, четвертое представлял царствующий принц Стенли, его жены (по очереди) и его сестры с их мужьями. С пятым поколением, то есть с корбаховскими детьми от восемнадцати до тридцати, в замок входил неистовый гвалт современной молодой Америки, точно такой же, какой можно услышать, переступив порог джорджтаунского бара в субботу вечером. Появлялось уже и шестое, нарождающееся детство, писком своим предвещающее и дальнейшую череду, пока стоит оплотом человечества союз свободных штатов еще недавно, всего лишь двести лет назад, столь малолюдного континента.