Ольга Карпович - Семейная тайна Страница 2

– Карен, к сожалению, я ничем не могу вам помочь. Вы прекрасно знаете, как мы сейчас загружены в связи с делом Маккинстри…

– Но, мисс Сандра… – умоляюще затянула де-вушка.

Александра поморщилась.

Она терпеть не могла, когда ее имя пытались сократить подобным образом. Алекс – еще куда ни шло, но жеманное и кокетливое «Сандра»?!

В любом случае выслушивать причитания Карен у нее сейчас не было ни времени, ни желания, хотя будь у нее и то и другое – на ее решение это все равно бы не повлияло.

– Карен, давайте договоримся на будущее, – с обманчивой мягкостью в голосе произнесла Александра. – Вас не волнуют мои проблемы, а меня не будут волновать ваши. О’к? Пойдемте, сейчас начнется совещание.

И, не обращая больше на девушку внимания, Александра, подхватив со стола папку с бумагами и ноутбук, вышла из кабинета.

Совещание прошло отлично.

Они с коллегами обсудили все, что было сделано по делу Маккинстри за последнее время. Александра собрала документы, включила звук на мобильном, который отключала на время встречи, – и телефон тут же взорвался звонком. Александра удивленно подняла брови, увидев высветившийся на экране номер.

Звонила мать – и это само по себе было удиви-тельно.

Ее отношения с родителями, жившими в России, поддерживались парой дежурных звонков по скайпу в месяц. Звонок в неурочное время означал, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

Воронцова поднесла трубку к уху и услышала:

– Сашенька, дочка…

В груди тотчас же возникло неприятное тревожное ощущение.

Мать не была щедра на ласковые обращения, и вместе с неурочным звонком это означало, что случилось что-то совсем плохое.

– Я слушаю, мама, – ответила она, с усилием заставляя себя переключиться на русский язык.

Мать лепетала бессвязно, перемежая речь всхлипываниями и причитаниями:

– Я столько пережила, столько выстрадала. Ах, Сашенька, папа… Эти проклятые министерские крысы… Новый человек в Минздраве, конечно, захотел продвинуть своего. А отец, он столько сделал для этого санатория! И теперь… инсульт…

– Мама, успокойся, – твердо прервала ее Александра. – Я ничего не понимаю. Что с отцом?

В конце концов ей удалось выяснить: у отца на работе возникли проблемы, и он, перенервничав, свалился с инсультом. Сейчас отец находился в бессознательном состоянии, прогнозы лечащих врачей были неутешительными.

Мать рыдала и требовала, чтобы Сашенька прилетела прощаться, потому что папы со дня на день не станет.

– Ох, я не могу больше, – всхлипывала мать. – Я забрала его домой из больницы. Здесь уход, сиделки, и я сама с медицинским образованием. Но это такой ужас, Саша. У меня сердце разрывается.

– Хорошо, – коротко произнесла Александра. – Хорошо, я приеду.

Она дала отбой и несколько минут, нахмурившись, невидяще смотрела на собственное размытое отражение в полированной поверхности овального стола для переговоров.

Первым и самым стойким поселившимся в ней чувством было раздражение.

Все случившееся было совершенно не ко времени, ей сейчас нельзя было улетать в Россию, у нее столько работы…

И мать, с ее бессвязным бормотанием, ничего толком не объяснила о состоянии отца, лишь жаловалась на то, как измучилась и издергалась. Затем пришел страх.

Переехав в Америку, она виделась с родителями довольно редко, но они оставались в сознании чем-то неизменным, постоянным. Не испытывая особой потребности к сближению, Александра знала тем не менее, что где-то там, на другом конце мира, они живут, общаются с другими своими детьми и внуками, работают. Отец, Алексей Михайлович, – вечно деятельный, вспыльчивый и суровый, – как всегда, муштрует своих подчиненных. Мать, Лидия Сергеевна, вылизывает дом, готовит свои разносолы и со стоической слабой усмешкой сетует на то, как тяжело ей приходится «с Алешей»…

Случившееся разом расшатало привычную картину мира, сделало все вокруг зыбким и неверным.

Неужели отец действительно может умереть?!

Этот вечный оплот стабильности и порядка в окружающем мире?

Но как же… Как?

Александра сцепила руки в замок, до боли сжала пальцы.

Ладно!

У нее сейчас нет времени на экзистенциальный ужас.

Ей нужно заказать билет на самолет, объясниться с партнерами, перераспределить часть работы, которую она собиралась сделать в ближайшие дни, на подчиненных. Кажется, Карен придется отказаться от поездки на музыкальный фестиваль и провести выходные в офисе. Черт, девчонка еще решит, что она придумала это нарочно…

Александра хмыкнула и через силу усмехнулась. Затем встала из-за стола.

Нужно было еще многое успеть.

– Почему он вообще не в больнице? – спросила Ася.

Она подтянула колени к груди, обхватила их руками и поставила босые пятки на нагретое солнцем сиденье автомобиля.

За окном машины уже вечерело. Конечно, было еще светло – июнь все-таки, солнце не сядет раньше одиннадцати. Но лучи его были уже мягкими, нежаркими, отливали оранжево-розовым в окнах многоэтажек. Длинные белые многоподъездные дома словно грелись в остывающих солнечных лучах. Разнокалиберные автомобили, которыми был запружен проспект, то и дело сворачивали во дворы – добропорядочные семьянины возвращались домой с работы.

Скука.

– М-м? Почему он дома, а не в больнице, если ему совсем плохо? – повторила Ася и обернулась к отцу.

Тот ловко выкрутил руль, перестраиваясь в другой ряд, и посмотрел на нее поверх модных солнечных – очков.

– Потому что мамуля – твоя бабушка – считает, что если у него и есть шанс выжить, то только дома, в обществе любимой семьи. Спорное утверждение, конечно. Но твоя бабушка – упорная, как пионер-герой, и готова превратить собственную спальню в больничную палату, перетащив половину персонала санатория к себе домой, если ей уж взбрело в голову, что это лучшая идея.

Ася задумчиво потерла пальцами царапину на коленке. Отросшая русая челка свесилась со лба прямо на глаза.

– Думаешь, он поправится? Дедушка?..

Отец дернул плечами, снова выкрутил руль, обругав походя какого-то подрезавшего его лихача.

– Откуда мне знать, я же не врач… Наш непревзойденный эскулап Новиков говорит, что шансов мало.

– Тебе его совсем не жаль? – хмуро спросила Ася, все так же разглядывая собственную коленку.

– Что? – вскинулся отец и провел растопыренной пятерней по темным волосам, топорщившимся на макушке.

Ася знала: он всегда так делает, когда говорит не то, что думает.