Слоан Уилсон - Место летнего отдыха Страница 18

– Джон, – взмолился Бартон, – с тобой все в порядке?

– Да, – проговорил мальчик.

– Я хочу поговорить с тобой, сын. Позволь мне войти!

– Нет!

– Почему? – в голосе Барта послышалось отчаяние.

– Потому что я хочу побыть один, – спокойно ответил Джон.

– Ладно! – разозлившись, бросил Барт и стал спускаться по лестнице.

Джон продолжал лежать в темноте. За окнами свистел ветер, раскачивая голые ветви деревьев, грохотал прибой.

В три часа утра в дверь опять постучали, затем раздался какой-то утробный звук, похожий на звериный вой, от которого Джон задрожал и резко приподнялся. Наступила тишина, затем звук повторился: то ли всхлипывание, то ли шепот, то ли стон раненого. Джон вскочил и распахнул дверь. В комнату ввалился отец и, наткнувшись на кровать, упал на нее. Он все еще был в форме. Когда Бартон обернулся, в слабом свете, проникавшем из холла, Джон увидел, что отец плачет. По комнате распространился запах виски. У Джона сперло дыхание.

– Мы с тобой! – воскликнул Бартон с достоинством, внезапно выпрямившись.

– Да, – ответил Джон.

– Мы сами…

Последовала пауза, Бартон, казалось, погрузился в глубокое раздумье.

– Мы сами… – повторил он, – Мы сами по себе и ни от кого не зависим.

– Да, – сказал Джон.

Отец повернулся на спину и изрек:

– В женщинах не нуждаемся.

– Да, – согласился Джон.

– Хватит споров, – продолжал Бартон. – Хватит драк. И хватит проклятых рогоносцев. Ты знаешь, что это такое?

Двумя пальцами он изобразил у себя над головой рожки.

– Нет, – сказал Джон.

– Тебе и не надо знать, еще рано.

Джон ничего не ответил.

– В жизни всякое бывает, – вздохнув, сказал Бартон. – Даже с хорошими людьми. Когда-нибудь ты это узнаешь.

Джон промолчал.

– Ты слышишь меня?

– Да.

– Сильвия в общем хорошая женщина. Я потерял деньги, все из-за чертовых денег. Победитель забирает все, проигравший плачет.

– Наверное, – сказал Джон.

– Женщину просто так, без денег, не удержать. Нищета противна женской натуре. Она уходит к тому, кто предлагает наивысшую цену.

Ответа не последовало.

– На такую женщину всегда найдется претендент. А третий лишний.

– Лишний, – повторил Джон, не понимая смысла сказанного.

– Доморощенный философ в третьем поколении, – сказал Барт. – Это я. Тебе повезло. Ты можешь начать все с нуля.

– Да.

– Ступай вверх по лестнице, мальчик. Снизу вверх, а не сверху вниз. Вот так, сэр. Понимаешь?

– Да, – повторил Джон.

– Хорошо. Но не в этом дело. Весь вопрос в том…

Бартон сделал усилие и приподнялся на руках.

– Дело в том, – еще раз произнес он, – дело в том, что нам с тобой не надо волноваться. Никаких волнений. Все кончено.

Свесив ноги с постели, он попытался встать, но не смог и повалился снова.

– Дай мне руку, а, сынок? – попросил он.

Подав отцу руку, Джон другой ухватил его чуть повыше локтя. Рука отца оказалась поразительно тонкой и слабой. С трудом поднявшись, Барт оперся на плечо сына и, еле держась на ногах, сказал:

– Спасибо, сын. Только не думай, что я пьяница, ясно? Просто сегодня особый случай. Очень особый. Ты помоги мне спуститься, и я буду в порядке.

Перед самым рассветом Джон проснулся в сильном ознобе. В комнате было очень холодно. В доме стояла полная тишина, только за окном слышался шум ветра и волн, вой собаки Хаспера. Джон отправился к Барту. Тот лежал с раскрытым ртом, раскинув руки и не двигался. Одеяло сбилось в сторону. На простыне виднелись следы пролитого виски, бутылка валялась тут же. С ужасом подумав, что он умер, Джон замер; прислушался, ловя его дыхание, но доносились лишь звуки ветра и собачий вой.

– Папа! – крикнул он, бросаясь к отцу. – Папа, проснись!

Барт застонал, но остался недвижим. Обрадованный уже и этим слабым признаком жизни, Джон оставил попытки его разбудить. Он накрыл отца одеялом и стоял рядом с пустующей кроватью матери, дрожа от холода. Он сообразил, что, должно быть, погасла печка и, взяв со столика спички, стал ее разжигать. Но фитиль не загорался. Обнаружив пустой бак, он пошел в гараж и принес оттуда канистру с керосином. Барт лежал все в том же положении, но, судя по вздыманию грудной клетки, дышал. Джон почувствовал облегчение. Наладив печку, он поднялся к себе и лег спать.

Когда он проснулся, был полдень, сквозь окно лился тусклый свет, по подоконнику барабанил дождь со снегом. Прибежав к отцу в комнату, Джон увидел, что тот лежит, уткнувшись лицом в подушку так, что невозможно определить, жив он или мертв.

– Пап! – позвал Джон. – Пап, пора вставать! Барт не пошевелился. Джон взял его под мышки и перевернул на спину. Тот открыл глаза и промычал:

– Оставь…

Он потянулся за бутылкой и, обнаружив, что она пуста, вытащил из-под одеяла новую.

Джон отправился в кухню, поджарил себе хлеб с беконом и запил его стаканом молока. Тщательно все прибрав и вымыв посуду, он вернулся к себе в комнату и остаток дня провалялся в постели, читая про Тарзана. Каждый час он наведывался к отцу, но тот, по всей видимости, пребывал в бессознательном состоянии.

Часов в шесть Джон услышал стон. Он побежал вниз. Отца вырвало, и его веки как-то странно подергивались. В испуге он бросился звать Тодда Хаспера. Он бежал, кутаясь от пронизывающего холода в воротник пальто.

Снег покрылся ледяной коркой; она хрустела под его ногами, словно битое стекло. При виде дыма из трубы домика Хаспера Джон обрадовался: он очень боялся, что в этот кошмарный день даже Хаспер исчезнет или умрет. Он постучал в дверь, но ответа не последовало. Джон толкнул ее, в тот же миг на него бросилась собака, свалив с ног. Тут же появился Хаспер в нижнем шерстяном белье и оттащил собаку. Весь дрожа, Джон поднялся на ноги; воротник и пальто были изодраны в клочья.

– Папе плохо, – сказал он.

– Гм, – отозвался Хаспер. – Поранила тебя? Он посадил собаку на цепь и привязал к кольцу на дальней стене комнаты.

– Нет. Только скорее.

– Никуда он не денется, – сказал Хаспер, натягивая брюки. – Было бы куда.

Бежать он отказался, и они медленно тащились к гаражу по трескающемуся ледяному насту. В комнате Барта стоял тошнотворный запах. Хаспер наклонился над Бартом и повернул его на спину. Барт открыл пожелтевшие глаза и попытался улыбнуться.

– Мне плохо, – едва слышно проговорил он.

– Мы вызовем береговую охрану и отправим его в больницу, – не терпящим возражений тоном произнес Хаспер, обращаясь к Джону. – Ты можешь остаться со мной.

– Нет, – прошептал Барт. – Джонни… Джон наклонился к самому лицу отца.

– Поезжай к маме. Адрес и деньги у меня в кабинете.

– Я хочу тебе помочь.

– В больницу… Езжай к матери. Вернешься позже, когда я поправлюсь.

На старом «Форде» Джон с Хаспером поехали на южный конец острова. К выступу скалы, смотревшей на материк, они притащили две пятигалонных канистры с керосином, с трудом удерживая равновесие на скользкой ледяной поверхности. Смочив керосином пространство примерно в пятьдесят квадратных футов, Тодд отступил в сторону, не спеша зажег спичкой комок бумаги и бросил его в середину. Огонь вспыхнул и ярко горел минут пять, а когда погас, Хаспер разглядел на континенте лишь несколько тускло светящихся огоньков. Он молча вернулся к машине и принес еще керосина. Им пришлось повторить процедуру дважды, прежде чем в Харвеспорте блеснул сигнальный огонь.

– Нас увидели, – сказал Хаспер.

Через три часа прибыл катер береговой охраны; два веселых молодых матроса заботливо уложили Барта на носилки и погрузили в лодку. Джон проводил отца до дверей больницы. На прощанье Барт выдавил из себя улыбку:

– Не беспокойся, обо мне позаботится флот.

Из Харвеспорта Джон позвонил матери. Она только что приехала в мотель в Палм-Ривер. Нарочито спокойно, почти официально, он рассказал о случившемся.

– О, Джонни! – воскликнула она. – Я приеду за тобой.

– Я сам смогу приехать!

– Ты уверен?

– Конечно, – его высокий мальчишеский голос прозвучал на удивление твердо.

– Джонни, ты в порядке? – резко спросила мать. Его вдруг обуял страх, что он может расплакаться прямо в трубку; будто он на коленях готов ползти к бросившей его матери.

– У меня все хорошо. Я просто еду к тебе за деньгами, – ответил он.

Когда двенадцать часов спустя Джон сошел с трапа самолета в Палм-Ривер, Сильвия бросилась к нему и хотела обнять, но он стоял, застыв, словно изваяние, и не ответил на ее поцелуй.

– О, Джонни! – она погладила его по щеке. – Не будь таким!

На скуле Джона дернулся желвак и он сдержанно проговорил:

– Рад тебя видеть, мама. Жаль, что пришлось тебя побеспокоить.

Она устало повернулась и, крепко взяв его за руку, повела к машине, новенькому «Форду», купленному Кеном. В машине она попыталась положить его голову к себе на плечо, но он вырвался и сказал: