Эдуард Лимонов - Дневник неудачника, или Секретная тетрадь Страница 10

Мне это уже не интересно. Ну, женщина — голова, волосы, две руки, две ноги, ну, отверстие это между ногами — мехом-шерстью поросло. Ну и что. А ведь раньше я любил женщин — любил узнавать их, любил заниматься ими, любил их оргазмы, смотреть на их искаженные в этот момент лица любил. А теперь я оставил это простым людям и нахожу удовольствие только в борьбе против общества и обществ. Впрочем, вчера я был растревожен девочкой пяти лет. Нестесняющееся маленькое животное катилось на низком игрушечном велосипеде — растопырив ноги и выставив лобок. И там было розовое отверстие, как дырочка от пули. Пулевая дырочка.

Я не гадкий бессильный старик — женщины на улицах смотрят на меня с большим интересом, но пулевая дырочка была так непристойна, что я с ужасом отвернулся. Куда более непристойна, чем показывающая свою развороченную пизду толстая проститутка, которую я когда-то видел в ранней юности.

Ужасное дитя.

Старик и дева

Старик воткнул член в деву и сладострастно раскачивается. Дева чувствует некоторое жжение, а от седых волос и мятой кожи испытывает большое удовольствие. Ей кажется, что она ребенок — девочка, и это очень нехорошо, что ее ебет старик. Оттого что это нехорошо — деве приятно. Она царапает коготками грудь старика.

Глупо плачущий юноша находится за рамой картины. Чего доброго, он покончит с собой. «Уймись, парень, — дева только бессмысленный цветок двадцати одного года». Парень унимается. Иногда — нет.

Кто это стучится в дверь? Да так себе, проходимец, писателишка. Эди Лимонов — пиздюк тридцати четырех лет. Созданье божье. Креатура.

«Да так, еще один русский!» — сказал большой любитель черешен Миша Барышников, когда его спросили, кто это. Мне это определение понравилось. Я и есть еще один русский.

Вдруг оказалось, что уже более двух месяцев он имеет секс с девушкой, у которой наследственный сифилис, можете себе представить. Это та — миллионерова экономка. Она ему объявила. «А если я уже имею сифилис?» — подумал он. Достойный размышления вопрос. Однако по крайнему своему безрассудному авантюризму вдруг понял (не без удивления), что и это ему интересно, и воспринимается им как захватывающий факт биографии. Ну и ну!

Потом выяснилось, что это был не сифилис. Какая-то незаразная зараза.

Ну, я хотел бы жутко возбужденных отношений между группой людей, конечно и женщин, в то время как корабль движется. И это просто путешествие куда глаза глядят.

Корабль удобен — потому что тогда не убежать. И в тесном месте отношения извращеннее.

А мельканье берегов, пейзажей и портов необходимо нетерпеливому человеку. Очень напряженная обстановка, которая разряжается только убийством. От крови все жмутся друг к другу как семья.

Близость

Девочка, которую я люблю, но не ебу, часто приходит ко мне в гости. Единственная близость наша — мой туалет. Когда ее визит долгий — она использует мой туалет. Она говорит: «Могу я воспользоваться вашим туалетом?» — по-английски. И пользуется.

Потом, после ее ухода, я сижу на том же месте и думаю, что тут она обнажила свою попку и все другое тоже было видно. И я возбуждаюсь.

Мир грязненьких фотографий, дешевого секса, десятиразрядных журнальчиков, мир спермы и крема, брошенных повсюду темных ваток, крошечных проституточных трусиков, бритых лобков, потных морщинистых шей. Ужасна стареющая модель поутру — примятые уши, запах всех этих мэйкапосмываний, тусклые глаза, отсутствие бровей и ресниц. И тело, столько раз мытое и вновь ебаное тело, несчастное тело уже по-старчески мягко, и если его тронешь — идет волной. И только из-под челки грустные, большие, детские коричневые глаза, недоумевающие «За что?»

«Выйду ли одна из дому.Посижу ли на пустом пляже.В толстой вязаной кофте, грея разнесчастную пизду, у которой период. (Бессмысленный взгляд в океан.)Дождусь ли бородатого и глупого актера, моего любовника, с начинающимся животом.За щепочкой ли послежу?А ведь была девочка.Верила в белое платье и свадьбу.И все, все разрушила, и плакать хочется.Все… все…»

Утро. Взглянул в унитаз на свое говно. Огуречные зернышки торчат из. Оказывается, не перевариваются. Открытие в тридцать четыре года совершил. Огурцы уже старые — зерна твердые. Осень.

Весть о приеме в саду этой знатной дамы докатилась и до меня — одинокого. Через газету. Там были те, кто не по праву владеет: красивые женщины, вышедшие в свое время замуж за бессильных уродов и щеголяющие теперь их титулом и деньгами.

Старики из искусства, переживающие своих куда более талантливых сотоварищей и потому считающиеся гениями сегодняшнего дня — заслуга их в долголетии.

Финансисты и бизнесмены, получившие от отцов по нескольку миллионов, а заставь их жизнь начать с грязного отеля — завтра умрут от голода и бессилия…

В общем, там были все, кого я ненавидел.

Женщина, которую ты хочешь. Девочка. И которую ты не встретил. Соль и перец все же в крови. «Все равно встречу, буду, буду счастлив! Опять по-иному буду счастлив!

И погибну в революционной войне. Не хочу быть старым говном на службе у этого общества, не хочу ебать кого попало, хочу ебать мою любимую!

Хочу любимую ебать!

Как сладко ебать любимую!»

Образ расплывается. Имейте терпение, господин. И придет она к вам, и наклонит перья шляпные… ох нет, простите, одетая в пехотную куртку хаки. Как сладко ебать любимую!

Маленькая девушка, позвонившая в дверь виллы немецкого банкира. Старый задумчивый Рейн несет свои воды в зелени.

Аккуратно и скушно жить.

И ничто, кроме пули, не разорвет воздух.

И прекрасно свалиться банкиру под дверь, закивав головою, под ноги молодой суке жене.

Что ни говорите, кончается август, и листья с миллионерского плюща на «нашем» домике начинают спадать. Серые и сухие, они лежат на террасе на железных стульях.

Я не могу долго думать на эту тему, ясно, что в листьях мне только знак дан — изменения знак, знак вопроса — «а ты?» Ну и я. Уже не тишотка, но рубашка, уже не двухлетние босоножки, но сапоги. В косматых волосах — седина, и озлобленное лицо дикой крысы, причудливо смешавшееся с остатками поэтической мягкости и обаяния. Что поделаешь — это я.