Взрослые и дети - Михаил Семенович Панич Страница 7

Затем он его слышит всё чаще и чаще:

— Завтра мы пойдем в Зоологический сад.

— Завтра будет праздник.

— Ах, я забыл купить тебе шоколадку, я ее куплю завтра.

Что это такое — завтра?

— Это категория времени, — говорит ему сосед, Иван Яковлевич. — Ты это понимаешь, малыш?

Кира вслушивается, — он любит слушать звучание незнакомых ему слов. А сосед любит вот так удивить малыша.

— Понимаешь, малыш, что такое категория времени как философское понятие? Как ты думаешь, содержит ли время скрытую энергию, которая проявляет себя в макрокосме?

Кира пробует уточнить.

— Завтра — это после темноты? — спрашивает он.

— Да, малыш, — говорит Иван Яковлевич, — ты прав. Что ты еще знаешь?…

Иван Яковлевич снимает заднюю стенку радиоприемника, чтобы сменить лампу. Кира заглядывает в ящик и спрашивает:

— А где дядя?

— Здесь нет никакого дяди, ты ведь видишь.

— Он в другом доме?

— Конечно, он в другом доме.

Кира доволен. Он хочет сунуть ручку в ящик радиоприемника.

— Нельзя, — говорит Иван Яковлевич.

— Здесь ток? — спрашивает Кира.

— Что ты еще знаешь? — говорит сосед и включает приемник.

Все лампы в своих гнездах, но задняя стенка еще не поставлена. Лампы зажигаются, нагреваются; сперва несколько хрипло, а затем широко и чисто звучит передача из Большого зала филармонии.

— Какой хороший голос у музыки, — говорит Кира.

Помолчав немного, он убежденно повторяет:

— Хороший, хороший голос у музыки.

БИБИП!

Кира говорит:

— Я нечаянно.

Сосед говорит:

— Это черт знает что такое!

Соседка возмущается:

— С ребенком нет никакого сладу, вчера точно так же он наехал на меня.

— Проси прощенья! — кричит на малыша мать. — Ах ты дрянь мальчишка! Чтобы этого больше не было! Сегодня же закину велосипед на шкаф!

Взрослые где-то наверху, они высятся над малышом. А он где-то внизу, весь виноватый, весь посрамленный. Сосед держит велосипед, не отпускает. А вдруг действительно закинет на шкаф? Что тогда будет?

Что, в самом деле, должен чувствовать человек, когда на него наезжает велосипед, пусть даже детский, но наезжает внезапно в темном и длинном коридоре? Разве это место для езды на велосипеде — коридор большой общей квартиры? И хотя бы предупреждал криком, что он, малыш, едет!

Правда, если вдуматься, Кира лишен необходимого ему простора. Родители его занимают небольшую комнату. Мать всегда занята. На прогулку малыша берут редко. В детский садик его только еще устраивают. И чаще всего малыш затевает свои игры в коридоре — длинном, со многими поворотами.

Как он хорошо изучен, этот коридор, — Кира мог бы проехать по нему с завязанными глазами. Но зачем завязывать глаза, если в коридоре и так темно, — соседи, как правило, забывают включать свет. А малыш не признаёт медленной езды. А малыш не признаёт осторожной езды. Когда этого требует выдуманная им игра, он предупреждает о себе криком:

— Бибип!

Это означает:

— Берегитесь! Я еду! Я еду! Бибип!

Иногда в игру входит другое — наезд! Бац, бом, бум — и крик:

— Ах, что за ребенок!

Бывает и так: малыш разбросает в коридоре кубики, и все спотыкаются.

Бывает и так, что он в темноте просто сунется кому-нибудь под ноги.

И снова — общее негодование. Ах, этот ребенок, житья от него нет.

Постучал малыш в комнату к Ивану Яковлевичу, спросил:

— Можно?

— Ну входи!

Зашел, осмотрелся. Вот он — проигрыватель, источник музыки.

— Включите музыку, — говорит Кира.

— Не время, — говорит Иван Яковлевич.

Малыш говорит:

— Чайковского.

Он уже многое успел запомнить. Он просит:

— Сен-Санса… Джильи…

— Ну и ну, — говорит сосед. — Кого ты еще помнишь?

Но музыку не включает. Не время.

Ивану Яковлевичу нужно выйти из комнаты, — что-то понадобилось на кухне. Он предусмотрительно говорит малышу:

— Пойдем вместе на кухню.

— Я ничего не буду трогать, — говорит Кира. Малыш успокаивает:

— Я не буду трогать пластинки. Я не буду трогать записи. Я не буду трогать ножницы.

Уйдя из комнаты, Иван Яковлевич на всякий случай оставляет дверь приоткрытой. Он старается побыстрее справиться со своими делами на кухне. Он торопится обратно в комнату, где Кира, пластинки, записи, ножницы и еще многое другое. Вернувшись, он обнаруживает, что оставленная приоткрытой дверь плотно закрыта. Открывает, и — о ужас! — из рук малыша на пол падает пластинка. И вдребезги.

Малыш понимает, что он виноват. Он смотрит на соседа, он готов принять любое возмездие. Он покорно ждет, что же с ним сейчас сделает Иван Яковлевич.

— Уходи сейчас же, — сердится Иван Яковлевич. — Видеть тебя не хочу.

Малыш не уходит. Он готов на всё. Но он не хочет уйти.

— Уходи сейчас же, — повторяет Иван Яковлевич. — Сейчас же уходи, немедленно.

Кира уходит. Он плотно закрывает дверь. Пути обратно в эту комнату отрезаны. А как он дорожит дружбой Ивана Яковлевича, как дорожит! И всё кончено. Ну что же, терять больше нечего. Через несколько минут Кира возвращается к двери Ивана Яковлевича с трубой, дудит в нее изо всех сил, — надо же было купить ребенку такую игрушку!

Кажется, что вся квартира наполнена одним только дудением, что всю ее захватил малыш.

И вдруг, в какой-то день, всё это сразу же кончается. Малыш заболел. У него температура. К нему ходит врач. Малыша выслушивают трубочкой, выстукивают, ему делают уколы. Он лежит в кроватке притихший, присмиревший. Так проходит день, другой, третий… Тихо в квартире. И всем как-то не по себе. Что это такое, в самом деле, ребенка совершенно не слышно, как будто его и нет. И велосипед стоит где-то в сторонке, и никто не дудит в трубу, и никто не разбивает ничего. Что это такое, в самом деле?!

Проходит время. Иван Яковлевич возвращается вечером домой и, как всегда, забывает включить свет в коридоре. И вот на него со всего разгона наскакивает велосипед. Это исключительно неприятно, когда в темноте на вас неожиданно наезжает велосипед, пусть даже детский. Это неприятно и даже больно. Но Иван Яковлевич почему-то весело кричит на всю квартиру:

— Выздоровел!

А малыш с запозданием предупреждает:

— Бибип! Бибип!

Через несколько минут малыш стучит в дверь к соседу и спрашивает:

— Можно?

— Можно! Входи! Давай входи!

БЕК ЕГО УЖЕ НЕ БОИТСЯ

Бек всего только собака. Правда, великолепная собака. Сторожевая. Сильная. С широкой грудью и могучей пастью. С яростными глазами, в которых всегда горит желтый огонь. Когда Бек бросается на всю длину цепи, любому может показаться, что цепь недостаточно крепка.

Но всё же Бек — только овчарка. А Кира — человек. Он маленький. Он