Сигизмунд Кржижановский - "Возвращение Мюнхгаузена". Повести, новеллы, воспоминания о Кржижановском Страница 54

- Таймер видится мне экспериментатором, упрямым вычислителем, придерживающимся методов подстановки: люди, подставляемые им в его постановочные схемы, нужны ему, как математику нужны цифры: когда пришла очередь той или иной цифры, он вписывает ее; когда очередь цифры отошла, он перечеркивает отслуживший знак. Сейчас, увидев того, кого он принимает за Штерна, Таймер не удивлен и даже не рассержен.

Таймер. Ага. Пришли. А роль ушла. Поздно: Гамлета играет Гильден.

Бэpбедж. Вы ошибаетесь: ушел актер, а не роль. К услугам вашим.

Таймер. Не узнаю вас, Штерн. Вы всегда, казалось, избегали играть - в том числе и словами. Что ж. Два актера на одну роль? Идет. Внимание: беру роль и разрываю ее надвое. Это не трудно - надо лишь угадать линию разрыва. Ведь Гамлет, в сущности, - это схватка да с нет: они-то и будут у нас центрозомами, разрывающими клетку на две новые клетки. Итак, попробуем: подать два плаща - черный и белый. (Быстро размечает тетрадки с ролями: одну, вместе с белым плащом, передает Бэрбеджу; другую, вместе с черным, Гильдену.) Акт третий, сцена первая. Приготовьтесь. Раз, два, три: занавес пошел.

Гамлет I (Белый плащ) Гамлет II (Черный плащ) - Быть? - Или не быть? Вот в чем вопрос. - Что лучше? - Что благороднее? - Сносить ли гром и стрелы Враждующей судьбы? О, нет! - Или восстать На море бед и кончить их борьбою? - Окончить жизнь. - Нет, лишь уснуть. - Не более? - Да, и знать, что этот сон Окончит все. И тысячи ударов... - Но ведь удел живых... - Такой конец достоин Желаний жарких. - Умереть? - Уснуть. - Но если сон виденья посетят? Что за мечты на смертный сон слетят, Когда стряхнем мы суету земную? - Да, это заграждает дальний путь И делает страданье долговечным. Кто снес бы бич и посмеянье века, Бессилье прав, тиранов притесненья, Обиды гордого, забытую любовь... - Презренных душ презрение к заслугам... - Да, если б мог нас подарить покоем Один удар. Да, только страх чего-то после смерти Страна безвестная, откуда путник Не возвращался к нам... - Неправда, возвратился!

Все с удивлением смотрят на Бэрбеджа, оборвавшего монолог, начавший было расщепляться в диалоге.

Таймер. Это не из роли.

Бэpбедж. Да, это из Царства Ролей. (Он принял свою прежнюю позу: над белым, как саван, плащом надменно запрокинута мелово-белая маска; глаза закрыты; на губах улыбка гаера.) Это было лет триста тому. Вилли играл Тень, я - принца. С утра лил дождь, и партер был весь в лужах. Но народу все же было много. К концу сцены, когда я задекламировал о "мире, вышедшем из колеи", в публике поймали воришку, вытащившего чужие пенсы из кармана. Я кончил акт под чавканье задвигавшихся ног по лужам и глухое "вор-вор-вор". Беднягу тотчас же, как это у нас водилось, вытащили на помост сцены и привязали к столбу. Во втором акте воришка был смущен и отворачивал лицо от протянутых к нему пальцев. Но, сцена за сценой, вор освоился и, чувствуя себя почти включенным в игру, наглея и наглея, стал кривляться, отпускать замечания и советы, пока мы, отвязав его от столба, не сошвырнули прочь со сцены. (Вдруг повернувшись к Таймеру.) Не знаю, что или кто привязал тебя к игре. Но если ты думаешь, что твои краденые мыслишки - ценой по пенсу штука - могут сделать меня богаче, меня, для которого писаны вот эти догрелли, - получай свои медяки и прочь из игры!

Швыряет Таймеру роль в лицо. Смятение.

Фелия. Опомнись, Штерн!

Бэрбедж. Мое имя Ричард Бэрбедж. И я развязываю тебя, воришка. Прочь из Царства Ролей!

Таймер (бледный, но спокойный). Спасибо, воспользуюсь развязанными руками, чтобы... да свяжите же его: видите - он сошел с ума.

Бэрбедж. Да, я снизошел к вам, люди, с того, что превыше всех ваших умов, - и вы не приняли...

На Бэрбеджа бросаются, пробуя связать. Тогда он, в судороге борьбы, кричит, понимаете ли, кричит им всем... вот тут, я сейчас...

И, бормоча какие-то неясные слова, рассказчик быстро сунул руки в карман: что-то зашуршало под черным бортом его сюртука. И тотчас же он оборвал слова, расширенными зрачками оглядывая слушателей. Беспокойно вытянулись шеи. Задвигались стулья. Председатель, вскочив с места, властным жестом прекратил шум:

- Рар, - зачеканил он, - вы пронесли сюда буквы? Тая их от нас? Дайте рукопись. Немедленно.

Казалось, Рар колеблется. Затем среди общего молчания кисть его руки вынырнула из-под сюртучного борта: в ее пальцах, чуть вздрагивая, белела вчетверо сложенная тетрадь. Председатель, схватив рукопись, с минуту скользил глазами по знакам; он держал ее почти брезгливо, за края, точно боялся грязнить себя прикосновением к чернильным строкам. Затем Зез повернулся к камину: тот почти догорел, и только несколько угольев, медленно лиловея, продолжали пламенеть поверх решетки.

- Согласно пункту пятому устава предается рукопись смерти, без пролития чернил. Возражения?

Никто не пошевельнулся.

Коротким швырком председатель бросил тетрадь на угли. Точно живая, мучительно выгибаясь белыми листами, она тихо и тонко засычала; просинела спираль дымка; вдруг снизу рвануло пламенем, и тремя минутами позже председатель Зез, распепелив дробными ударами каминных щипцов то, что так недавно еще было пьесой, отставил щипцы, повернулся к рассказчику и процедил:

- Дальше.

Лицо Papa не сразу вернулось в привычное выражение; видно было, что ему трудно овладеть собой, - и все же он заговорил снова:

- Вы поступили со мной, как мои персонажи с Бэрбеджем. Что ж, поделом и ему, и мне. Продолжаю; то есть поскольку слов, которые я хотел прочесть, уже нельзя прочесть, - он бросил быстрый взгляд на каминную решетку: последние угли отыскривались и оттлевали, - опускаю конец сцены. Всем ясно, что испуганная происшедшим она пьесы, Фелия, переходит вместе с ролью - к Гильдену. Четвертая, и последняя, позиция заставляет нас вернуться к Штерну.

Оставшись в Царстве Ролей, Штерн ждет возвращения Бэрбеджа. Нетерпение от мига к мигу - возрастает. Там, на земле, может быть, уже идет спектакль, в котором гениальная роль играет за него себя самое. Над стрельчатыми сводами проносится шумная стая аплодисментов.

- Мне?

В волнении Штерн пробует обратиться к окружающим его углубившимся в свои книги Гамлетам. Его мучают вопросы: наклонившись к соседу, спрашивает:

- Вы должны понять меня. Ведь вы знаете, что такое слава.

В ответ:

- Слова - слова - слова...

И спрошенный, закрыв книгу, удаляется. Штерн к другому:

- Я чужой всем. Но вы научите меня быть всеми.

И другой Гамлет, сурово взглянув, закрывает книгу:

- Слова - слова.

К третьему:

Там, на земле, я оставил девушку, которая меня любит. Она говорила мне...

- Слова.

И с каждым вопросом, как бы в ответ, Гамлеты подымаются и, закрыв свои книги, один вслед за другим, - удаляются.

- А если Бэрбедж... Вдруг он не захочет вернуться. Как тогда найти путь туда, назад? И вы, зачем вы покидаете меня? Все забыли: может, и она как все. Но ведь она клялась...

И снова:

- Слова - слова.

- Нет, не слова: слова сожжены; по ним - я видел - били каминными щипцами, - слышите?!

Рар провел рукою по лбу.

- Простите, спуталось; зубья за зубья. Это иной раз бывает. Разрешите с купюрами.

Итак, череда Гамлетов покинула Штерна; вслед им ползут и пестрые пятна афиш; даже буквы на них, выпрыгивая из строк, устремляются прочь. Фантастическая перспектива Царства Ролей с каждым мигом меняет свой вид. Но у Штерна осталась в руках книга, забытая Бэрбеджем. Теперь уже медлить незачем: настало время взять смысл силой, вскрыть тайну. Но книга на крепких металлических застежках. Штерн пробует разогнуть ей переплет. Книга сопротивляется, плотно сжимая листы. В припадке гнева Штерн, кровавя пальцы, все-таки выламывает тайник со словами. На разжатых страницах:

- Actus morbi. История болезни. Больной номер... Так. Шизофрения. Развитие нормальное. Припадок. Температура. Повторный. Бредовая идея: какой-то "Бэрбедж". Желудок нормальный. Процесс принимает затяжную форму. Неизлеч...