Майя Белобров-Попов - Русские дети (сборник) Страница 34

Спустя много лет моя дочь, прошедшая почти такой же путь в яхтенном деле, принесла домой книжку по макраме. Мы с ней от души посмеялись по поводу иллюстраций, на которых над узелками трудились изящные наманикюренные пальчики. Дочь говорила, что художнику следовало бы изобразить волосатые боцманские ручищи, а объяснения перемежать добродушными матюгами, – ведь макраме родилось из плетения, которым занимались на парусных кораблях свободные от вахты матросы. Эпоха сменилась, узлы перестали быть для нынешних моряков чем-то жизненно необходимым. Зато у дочери, которой я когда-то дал свой старый учебник и кусок Настоящего Морского Троса, никогда не развязывались ни шнурки на кроссовках, ни страховочные концы, ни петля на буксирном тросе автомобиля…

Следующим летом я вовсю ходил по вечерам на швертботе вокруг островов и по протокам, набираясь практического опыта… Радостную эйфорию едва не пресёк стоматит. Это очень противное инфекционное воспаление слизистой рта. Заболел я довольно тяжело, меня кололи пенициллином, я стал поправляться, но из-за антибиотиков ужасно ослаб, даже ходил с трудом. Меня не торопились выписывать на работу, однако со временем разрешили выходить на улицу и гулять около дома.

Я вышел во двор. Странное и непривычное ощущение: никуда не надо спешить, никаких срочных дел – садись на лавочку и грейся на солнышке. Тогда, в начале пятидесятых, продукты по ленинградским магазинам зачастую развозили гужевые телеги, зато автомобилей было совсем немного – дыши чистым воздухом на здоровье. А если пойти в недавно обустроенный парк Победы – вообще красота. Там зелёные аллеи, пруды с лодками…

И тут меня посетила конструктивная мысль: я же мог перенести свою прогулку в яхт-клуб! Там и парк, и море, и скамейки, и друзья! Сказано – сделано: через час я уже был на Петровском острове. Ко мне подходили знакомые ребята, расспрашивали, почему меня не было видно последние дни. Один из них пригласил меня выйти с ним на большом швертботе в залив. Я не хотел быть обузой и честно описал ему своё состояние. Приятель сказал, что возьмёт меня просто пассажиром, так что никакой работы делать не придётся. Как оказалось, я был такой не один: на борт поднялись его знакомые девочки. Наверное, он хотел перед ними покрасоваться.

Всё шло замечательно, погода ласковая, как на заказ… Но когда мы как следует удалились от берега и разнежились на солнышке, море устроило нам сюрприз. Засвежел ветер, поднялась волна, и рулевому стало трудно справляться одному. Девочки начали повизгивать… Тут мне волей-неволей пришлось забыть о своей немощи и заняться шкотами. А надо сказать, что управление парусами в свежую погоду требует не только опыта, но и немалых физических усилий. Нас поболтало и основательно вымочило, но до клуба мы добрались благополучно. Разоружили яхту и отправились по домам…

И только в троллейбусе я вдруг ощутил, что совершенно здоров! Никакой слабости! Ни в руках, ни в ногах! Куда подевались давешние немочи и неуверенность? Я был готов на подвиги хоть прямо сейчас! Мобилизовавшись в экстренной ситуации, организм, ни дать ни взять, позабыл о «тяжёлой болезни» – и напрочь вышиб её вон.

Кажется, в народе это называется «клином клин вышибать». Когда мы с женой уже были на пенсии, всю нашу семью – и тоже посреди лета – как-то раз накрыло бронхитом. Для супруги пришлось даже вызвать врача из поликлиники Академии наук, к которой мы все были приписаны. По настоянию жены докторша осмотрела также и дочь. Той явно этого не хотелось, но делать нечего – уступила. Зато потом переплевалась по поводу длинного перечня выписанных ей медикаментов: –  Куда столько? Не ясно, что организм уже справился? Лучше бы турпоход прописала…

Круг моих знакомых по клубу всё расширялся, и меня стали приглашать на килевые яхты – то просто в залив, то в поход на день-два.

Более или менее крупная килевая яхта – это настоящее серьёзное морское судно с командой из нескольких человек. Она способна плавать и в открытом море, и в штормовых условиях. Скоро один из очень авторитетных яхтенных капитанов предложил мне пойти с ним на двухмачтовом «Ушкуйнике» в крейсерское плавание по Балтийскому морю.

Это был подарок судьбы. Я с энтузиазмом принял участие в подготовке яхты к походу и приурочил свой отпуск к запланированному сроку отплытия. Учитывая непредсказуемость погоды и другие возможные осложнения, капитан планировал сперва с минимальными остановками достичь конечного пункта, а уже на обратном пути, сообразуясь с запасом времени, заходить в попутные портовые города с их достопримечательностями… и, конечно же, магазинами. Мы ведь жили в эпоху сплошных дефицитов: шанс купить хорошую книгу или что-нибудь для домашнего хозяйства порой подворачивался в самом неожиданном месте, и все это понимали. Попав в другой город, советский человек при малейшей возможности отправлялся по магазинам, вовсе не будучи, как теперь говорят, шопоголиком.

Когда у нас появились современные торговые центры, моим основным средством бытового передвижения успело стать инвалидное кресло. Затарив его в машину, дочь повезла меня на «экскурсию» для расширения кругозора. Я торжественно катил по огромному гипермаркету, толкал впереди тележку с покупками и чувствовал себя почти как на той первомайской демонстрации в Ярославле. Музыка, празднично-приподнятая атмосфера, вежливость персонала… и то, насколько здорово всё организовано, в том числе и для покупателей-инвалидов. Магазины времён моей молодости были совсем не такими…

Наш экипаж состоял из одиннадцати человек. Капитану подчинялись три вахтенных начальника, боцман и шесть матросов. Было уряжено три вахтенных смены, которые сменяли друг друга по голландской системе: ночная («собачья») вахта с полуночи до четырёх утра, затем с четырёх до восьми, следующая с восьми до четырнадцати, потом с четырнадцати до двадцати и наконец – самая приятная вечерняя вахта с восьми вечера до полуночи. Эта вахта особенно хороша потому, что за ней следует полноценный восьмичасовой сон в привычное для организма время суток. Вахт пять, вахтенных смен в экипаже три, – каждой смене приходится каждый раз дежурить в разное время. Естественно, во время авралов – швартовка, смена парусов, взятие рифов, постановка на якорь или снятие с якоря, – привлекаются подвахтенные, то есть предыдущая смена, или даже вся команда.

В восемь утра, согласно морским традициям, мы поднимали флаг Советского Союза. Если расходились со встречным судном, то в знак приветствия и уважения временно приспускали его, а окончательно убирали с заходом солнца. На грот-мачте же у нас красовался вымпел нашего яхт-клуба.

Переходы могли продолжаться непрерывно по несколько суток, то есть ночью плавание не прекращалось. Мы получали необходимый набор морских карт, в которые вносили все исправления и изменения, публикуемые в «Извещениях мореплавателям», а также соответствующие тома Лоций, где имелись подробные словесные описания районов плавания и графические иллюстрации. На борту также имелись справочные книги по маякам, створам, вехам и другим навигационным знакам. Из штурманского оборудования, кроме биноклей, имелись два компаса (у нас было принято поморскому ставить ударение на втором слоге): один – большой штурманский с пеленгатором, на крышке входного люка, и второй, поменьше – в кокпите рядом с местом рулевого. Для удобства вахтенного начальника поблизости от входа во внутреннее помещение яхты располагался откидной штурманский столик с карандашами, резинками, транспортиром и линейкой для прокладки курса и пеленгования.

У штурманской работы немало премудростей. Достаточно будет сказать, что на карту должен наноситься истинный курс или пеленг, компас же показывает направление не на географический полюс, а на магнитный. Эта разница называется склонением. Оно с течением времени изменяется, что тоже необходимо учитывать. Кроме того, подверженные магнетизму предметы, находящиеся на судне, искажают внешнее магнитное поле Земли (особенно массивный чугунный фальшкиль). Эта ошибка называется девиацией, и её величина зависит от курса яхты. Для определения диаграммы девиации нужно своевременно побывать на специальном полигоне, где с помощью береговых ориентиров меряют девиацию на разных курсах.

Ну как? По-прежнему считаете яхтенное дело безмятежной увеселительной прогулкой?..

Лоция и навигация мне всегда казались делом очень увлекательным, поэтому, будучи в этом первом походе самым что ни на есть простым матросом, я не упускал возможности свериться с картой, провести пеленгацию для определения места, почитать нужный раздел в лоции, благо этому никто не препятствовал.

Как ни смешно – очень неплохо освоив науку морских карт (я был рулевым первого класса, что соответствует КМС в других видах спорта), с обычными картами и городскими атласами я неоднократно оказывался совершенно беспомощен. Когда моё место за рулём семейного автомобиля перешло к дочери, я стал выполнять обязанности штурмана – и временами справлялся с ними так, что дочь называла меня «преподавателем той школы, где учился Сусанин». Всё относительно…