Саратон, или Ошибка выжившей - Светлана Стичева Страница 8

сжимал в кулак согнутую правую руку, подавшись корпусом вперёд. Его подтянутая спортивная фигура, видимо, отображала вождя в период молодости и задора, и весь он был как будто в движении к цели, отчего казался вполне современным. Постамент окружала клумба с чайными розами, что цвели и благоухали непрерывно от весны до поздней осени. На площади Ленина проводились ноябрьские и майские демонстрации по случаю советских праздников, которые в народе считались лишь поводом для масштабных гуляний. К ним готовились сильно заранее, выбирая, кто к кому идёт в гости после официальной части – прохода с транспарантами вокруг площади. В предвкушении праздника женщины шили наряды, а мужчины закупали продукты для праздничного стола. Папиным фирменным блюдом был, конечно же, плов, а ещё баранина, тушёная в казане с овощами. Наши гости-мужчины всегда накладывали себе двойную порцию горячего, их жёны предпочитали пробовать домашние заготовки: баклажаны по-корейски, лечо и овощное ассорти, а также неизменный салат Оливье и фаршированные шпротами яйца. Мы с мамой пекли праздничные торты по рецептам из журнала «Работница». Выпечка у нас всегда получалась пышная, воздушная, и довольная мама смеялась и поводила плечами в ответ на восторженные комплименты, задорно посматривая на папу: «мы молодцы». Ещё целую неделю после демонстраций Комбинат бурно обсуждал наряды местных модниц и кулинарные шедевры признанных хозяек.

Если осенью погулять вдоль аллеи от площади до школы, усаженной по обеим сторонам рядами деревьев грецкого ореха, можно было собрать горсти три орешков. А потом найти подходящий камень из тех, что во множестве гнездились на дне сухих арыков, из которых осенью уходила вода, и колоть орехи, положив их прямо на край арыка. Особо «злачные» места, обычно под большими деревьями, даже охранялись местной шпаной, которая свистом или окриками отпугивала желающих поохотиться. Аллея ореховых деревьев от моего дома до школы долгое время была «ничьей», спокойной, безопасной. Но однажды осенью оказалась вдруг «занятой». У старого дерева с облупленной корой посередине аллеи обосновались «чапаевцы». Квартал Чапаева находился на восточной окраине города, был новым и густонаселённым, в отличие от центральной части Тушинска, где жила наша семья. Старая центральная часть была построена самой первой вокруг площади Ленина, состояла из двухэтажных кирпичных домов, называемых «сталинками». Дома скрывались в тени высоких чинар и тополей, в зарослях ежевики и декоративного хмеля, оплетавших изгороди во дворах. Здесь было немноголюдно, тихо, чисто, по-соседски дружно. Лавочки возле подъездов стояли под решётчатыми навесами, опорные столбики которых оплетал виноград так, что получалась зелёная беседка. Расползаясь по ячейкам решётки, виноград давал не только густую тень, но и урожай: начиная с июля спелые гроздья свисали с решётки, и сорвать их мог каждый желающий, проявивший сноровку. На лавочках почти всегда кто-нибудь сидел. Мужчины выходили курить, женщины – обменяться соседскими новостями, бабушки – приглядывать за порядком. Новые районы строили за центральным кольцом, они были уже пятиэтажными, панельными, шумными. Когда Комбинат расширился на ещё один цех по производству собственных небольших автобусов, то пригласил на работу автомехаников и водителей, предложив их жёнам места в новых садике и школе. Чапаевский квартал быстро заполнился детскими голосами, через некоторое время поменяв звучание на магнитофонные хрипы и вечерние гитарные бряцанья. И уже нередко слышались в нём скандальные перепалки и милицейские сирены и свист. А после того, как однажды в субботу был взят штурмом и разрушен павильончик с вывеской «Пиво», на его месте растянули и закрепили на опорах большой зелёный транспарант: «Трезвость – норма жизни!»

Мама запрещала мне гулять по окраинным улицам, но к десяти годам я уже излазила город вдоль и поперёк, и определила «будний» и «выходной» маршруты. Аллея грецких деревьев относилась к буднему короткому пути от школы до дома. Пути, особенно приятному осенью, когда после уроков, не торопясь, можно шурудить палкой по заполненным опавшей листвой арыкам в поисках ореховых паданцев.

Увлечённая поиском орехов, я не сразу заметила подошедшего невысокого мальчика, который резко вырвал палку из моей руки так, что с ладони содралась кожа. Я вскрикнула и прижалась к ней языком.

– Топай отсюда. – Мальчик ткнул мне концом палки в грудь. На его бритом черепе червяком на зелёном пятне проступал толстый шрам, ещё один шрам поменьше рассекал правую бровь, на скуле чумазого лица виднелся застарелый синяк.

Это был Костик Петрунин из оголтелых «чапаевских», Петруня, как все его называли. С малолетства затесавшись в компанию старших ребят, уже к третьему классу Петруня лишился передних зубов и остатков совести. С лысой перепачканной зелёнкой головой и недетскими травмами щуплый Костик выглядел диким волчонком на спокойной аллее благополучного Тушинска.

У меня отяжелели ноги. Ноги – моё слабое место, я это уже точно знала. В моменты опасности или стресса они как-будто отделялись от меня, переставая слушаться и шевелиться. Я не смогла бы убежать, даже отойти, если бы на меня вдруг помчался грузовик. Не смогла бы поднять ногу, чтобы пнуть обидчика. Не смогла бы перепрыгнуть барьер, чтобы спастись от смертельной опасности. Я могла только упасть, как делала это на уроках физкультуры: если надо было прыгнуть в длину, я выбрасывала вперёд тело и приземлялась на руки в яму с песком, а при прыжках в высоту подбегала к перекладине и валилась на мат ничком. Зато я быстрее всех лазила по канату и точно перекидывала мяч через сетку, за что и получала итоговую «четвёрку с натяжкой». Только эти умения не спасали от уличных хулиганов. Убегать надо было как можно быстрее. Или громко кричать, чтобы откликнулся кто-то из взрослых, подошёл и встал на твою защиту. Только взрослых в середине рабочего дня на улицах не наблюдалось, поэтому я завертела головой, высматривая подходящий путь отступления.

Тут я и увидела Таньку Петрунину, Костину старшую сестру. Такую же худую и мелкую, несмотря на два года разницы. Она стояла под старым орехом, облокотившись на ствол, и щелкала семечки, сплёвывая шелуху в кулак. Наши взгляды встретились, и я невольно подумала, как всё-таки Танька похожа на девочку в розовом платье с картины Брюллова «Всадница». Это была одна из моих любимых картин-репродукций из журнала «Семья и школа», я повесила её над изголовьем своей кровати. Как и у девочки с картины, у Таньки были тёмные крупные локоны до плеч, брови вразлёт и огромные карие глаза. Аккуратный носик и слегка вздёрнутая верхняя губа придавали Таньке немного наивный вид. И всё это никак не вязалось с дырками на коленках линялых колготок и стоптанными туфлями. Клетчатое несуразное пальто было Таньке мало, и она носила его нараспашку,