Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин Страница 6

— Это наш обычай. У леса есть Хозяин, это его деревья. Я рассказал, что дрова нужны, что двое русских приехали, мерзнут в чуме. Разрешения спросил…

— Гаврила, вчера вечером, когда мы спать ложились, я случайно увидел, как Мария чем-то наши сапоги окуривала. И это обычай? — снова спросил я.

Гаврила кивнул:

— Вы издалека пришли, могли на сапогах своих злых духов принести из чужой земли. Мария взяла кусочек бобровой шкуры, им окуривала, чтобы злые духи у нас в чуме не остались. Бобр — священный зверь, ханты с юга нам шкурки привозят, здесь бобры не водятся. Бобр — он предок наш, от него род ведем. И еще бобр — шаман, живет в двух мирах: и под водой, и на суше… Ладно, Костя, работать надо!

Гаврила несколько раз дернул за шнур, двигатель бензопилы зазвенел, и ненец аккуратно подпилил лиственницу. Мы все вместе толкнули дерево, оно с грохотом упало, разбрасывая сломанные ветви. Гаврила отрезал толстый сук, подровнял его топором и вручил Горну:

— Вот, бей по ветвям, обламывай. А ты, Костя, топором ветки руби!

Мы с жаром принялись за работу и вскоре очистили ствол от ветвей. Гаврила распилил лиственницу на бревна, мы закатили их в нарту и привязали. Я уселся верхом на толстые стволы, Горн устроился рядом, и Гаврила направил снегоход к своему жилищу.

Сгрузив бревна возле чума, мы распилили их на чурбаки и принялись колоть. Работа была знакомой, вскоре стало жарко, и мы махали топорами в одних свитерах.

Гаврила подошел и одобрительно кивнул, глядя на быстро растущую гору дров.

— Надо еще привезти! Тогда на несколько дней хватит. Сережка мой старый «буран» починил, испытать хочет. Костя, поезжай с Сергеем, Горн и один дров наколет! — сказал ненец.

Сергею было шестнадцать лет. Высокий крепкий парень с открытым, улыбчивым лицом, он три года назад бросил школу-интернат, где учились дети оленеводов, и вернулся в тундру, помогать отцу. Сережка обожал всякую технику, от мобильного телефона до «бурана» и бензопилы.

«Родись он в городе, а не в чуме, стал бы инженером!» — думал я, глядя, с каким увлечением Сергей копается в двигателе или соединяет провода. Возле отцовского чума юноша соорудил маленький чум, накрытый брезентом, который называл «гаражом». В нем было холодно, как на улице, зато ветер и снег не мешали работать. Несколько последних дней Сергей возился со старым «бураном» и вот наконец починил его.

Правда, когда я увидел это «чудо техники», у меня появились сомнения, вернемся ли мы из леса. У снегохода отсутствовал капот, многие детали были не привинчены, а наскоро прикручены проволокой или держались на изоленте. Но лицо Сергея светилось таким счастьем, что я не высказал своих замечаний вслух. Мы привязали к «бурану» нарту. Двигатель, к моему удивлению, сразу завелся, Сережка улыбнулся, и мы помчались по старому следу к лесу.

Сергей явно отправился в лес не за дровами, а чтобы испытать свою машину. Он прыгал на кочках, разгонялся так, что мотор начинал тоскливо звенеть, а потом резко останавливал снегоход. Я изо всех сил пытался не выпасть из нарты и не раз похвалил себя за то, что крепко привязал к саням топор и бензопилу. Наконец мы нашли сухое дерево, и безумная гонка закончилась. Сергей, вдруг став очень серьезным, подошел к лиственнице и, подражая отцу, спросил разрешения у Хозяина леса. После чего мы дружно свалили дерево, очистили от ветвей и загрузили бревна в нарту.

— Ну, садись, что ли? Поехали! — весело сказал молодой ненец и дернул шнур генератора. Но двигатель даже не чихнул. Сергей дергал шнур снова и снова, но машина не подавала признаков жизни.

«Так-так, началось! — подумал я. — А до чума отсюда километров семь…»

— Ничего, сейчас починим! — сказал неунывающий Сергей и полез в двигатель.

Он долго возился с какими-то винтами, проверял шланги, время от времени пытаясь завести снегоход. Но все было напрасно.

— Похоже, опять карбюратор забился! — вздохнул юноша. — Бензобак ржавый поставил, фильтр плохой, вот ржавчина в карбюратор и сыпется… Придется пешком идти!

Я взял топор, Сергей взвалил на плечо бензопилу, и мы пошли по своему следу, проваливаясь в глубокий снег. Через два часа, совершенно вымотанные, мокрые от пота, мы опустились на бревно около чума.

— Ну что, поехали обратно? — сказал Сергей, переведя дух. — «Буран» мой нельзя там оставлять. Позови Горна, вдвоем мы не справимся. На отцовском снегоходе поедем, только лопату взять надо…

Вскоре наш «буран» остановился рядом со своим безжизненным собратом. Мы скинули с нарты бревна, подвели ее к Сережиному снегоходу, и я с сомнением спросил:

— Серега, а ты уверен, что мы «буран» твой сможем поднять? Он же килограммов триста весит!

— Ну, не триста, там многих деталей не хватает! — улыбнулся ненец. — Да это несложно, мы часто снегоходы так возим!

Я недоверчиво посмотрел на юношу, а Сергей взял лопату и стал копать яму рядом со своим «бураном». Мы с Горном присоединились к работе, руками выгребая снег, и вскоре яма была уже нам по грудь. Ненец скатил нарту вниз, и мы увидели, что снегоход стоит прямо над ней.

— Догадались теперь? — рассмеялся юноша. — Нам осталось «буран» мой просто вниз спихнуть, на нарту. Давайте все вместе!

Мы подтолкнули сломанный снегоход, и он благополучно съехал на сани. Закрепив «буран» веревками, мы привязали нарту к рабочему снегоходу, двигатель натужно загудел, и сани с грузом выбрались из ямы.

— Вот так-то! — с гордостью сказал Сергей. — Это меня отец научил. Горн, ты за мной садись, а ты, Костя, — на сломанный «буран». Ехать пора, темнеет уже!

Не спеша, чтобы не опрокинулась тяжело нагруженная нарта, мы тронулись в обратный путь и уже в темноте подъехали к «гаражу». Затолкав снегоход под брезент, мы отряхнулись от снега и зашли в чум.

— Что, вернулись? — посмотрел на нас Гаврила. — Молодцы, помогли Сережке! «Бураны» ломаются, это бывает. Зато теперь знаете, что делать надо. Ладно, давайте чай пить!

Мария налила в тарелки густой бульон из оленины, и мы с жадностью набросились на еду. Жуя мягкое, разваренное мясо, я спросил хозяина:

— Гаврила, а почему вы всегда говорите «чай пить», а не «ужин», «завтрак»?

— Ой, любим мы чай очень! — засмеялся ненец. — Но ты неправ, что я всегда говорю «чай пить»! Утром или когда немного подкрепиться хочешь — это «чаёк». В обед, на ужин — «чай», к такому чаю и оленина, и рыба подается. А вот когда голодный придешь, по тундре набегавшись, а на столе и мясо, и кровь, и рыба, и морошка