Фанаты. Сберегая счастье - Юлия Александровна Волкодав Страница 56

Сашка тыкает в телефон и через минуту поднимает на Туманова глаза:

— Откуда вы знали? Колокольню ещё большевики взорвали. А несколько лет назад её возвели заново по старым чертежам.

— Я не знал. Просто помнил, что раньше её не было. В храм пойдёшь?

Всеволод Алексеевич кивает на стоящий поодаль храм, огромный, бело-синий, с золотыми куполами. Сашку храмы и церкви интересуют исключительно как культурный объект, на убранство внутри она бы взглянула, но на ней джинсы, да и платка нет…

— А вы?

— Что я? Я в такие места не хожу, Сашенька. Боюсь, что подо мной пол провалится. Или икона какая-нибудь на башку упадёт. А оклады у них тяжёлые, серебряные да золотые.

Сашка хихикает.

— Вообще-то это моя шутка. Я всегда шутила, когда вы на День семьи, любви и верности в Муроме выступали, что под вами сцена провалится или крест на вас упадёт. Потому что ну нельзя же так богохульствовать. Вы и День любви и верности! Что курили организаторы?

— Мои интервью, я полагаю, — он обаятельно улыбается, как будто перед ним журналисты. — И кто бы говорил? Не ты ли свою девичью спальню обставляла нашими с Зариной Аркадьевной совместными фотографиями? Не ты ли молилась на «святой союз» четы Тумановых?

— И теперь вы будете использовать мои рассказы против меня же? — фыркает Сашка. — Пошли дальше, не стану я в храм заходить, судьбу испытывать. Потом в Интернете фотографии посмотрю, что там внутри. Смотрите, магазинчики какие-то…

— Торговые ряды, — важно кивает Всеволод Алексеевич. — Там всякие сувениры продают. И пряники.

— Хотите пряник?

Улыбается, качает головой.

— Не хочу. Но пойдём, посмотрим, что там интересного дают.

Особым разнообразием магазины здесь не радуют: пряники и самовары, самовары и пряники. Иногда встречается пастила, платки и хохлома, затесавшаяся из соседних городов.

— Ничего интересного, — фыркает Сашка. — Одни игрушки.

— А тебе чего бы хотелось?

— Ну как… Мы же в Туле! Где винтовки Мосина? Где Тульский-Токарев?

Теперь фыркает Всеволод Алексеевич.

— Да, а я, наивный, собирался тебе куколку купить. Смотри, какие нарядные!

Он кивает на витрину с куклами в русских народных костюмах. Сашка кривится.

— Ой, смотри, солдатики! — вдруг оживляется Всеволод Алексеевич. — А они из чего?

Последняя фраза обращена к продавщице.

— Есть из бронзы, есть из латуни, — женщина отрывается от смартфона и подходит к ним. — Вам какого именно показать?

Сашка замечает, как в её глазах появляется узнавание. Но, к счастью, тётка адекватная, визжать от счастья и требовать автограф не спешит. Только улыбается шире.

— Мне не показать, — Всеволод Алексеевич лезет во внутренний карман за очками. — Что их показывать, я и так вижу. Мне продать.

— Какого?

— Всех. Сколько их тут разных? Раз, два, три, четыре…

Солдатиков оказывается двадцать три штуки. И ещё миниатюрная тачанка в придачу. Сумма на кассе выходит астрономическая, Сашка аж невольно сглатывает. Но у Всеволода Алексеевича такой счастливый вид! Он рассматривает солдатиков, расставляет их на прилавке, пока продавщица ищет упаковочную бумагу и пакет, и просто сияет. Что с ним? Сашка прекрасно знает, как равнодушен он к сувенирам. За годы на сцене ему подарили всё, что только можно. А что нельзя, то он сам себе купил. Он как-то рассказывал, что большую часть даров не забирал домой, даже в гостиницу не забирал. Всё оставалось в гримёрках, и коллектив растаскивал, если хотел. А тут солдатики… Ну симпатичные, конечно, тонкая работа, и всё-таки из драгметалла. У Сашки в детстве тоже солдатики были, пластмассовые и отлитые по одной форме. С этими не сравнить. Но не слишком ли большой мальчик, чтобы так радоваться безделушкам? Что он с ними делать собрался? В войнушку с Сашкой играть? В кровати, ага. Как Пётр Третий с Екатериной Второй.

Спросить Сашка не решается даже когда они выходят из магазина. Ждёт, чтобы он сам заговорил. И он говорит.

— В моём детстве игрушек почти не было. Ну какие игрушки, война шла. Потом война закончилась, но перед советской промышленностью задачи поважнее стояли, чем солдатики и машинки. Надо было настоящих солдатиков и их семьи одевать, обувать, обеспечивать элементарными ложками и кастрюлями. Да и денег лишних не водилось. У меня любимой игрушкой был половник. Алюминиевый половник, которым на нашей коммунальной кухне суп разливали. Я его на плечо клал, как ружьё, и с ним вышагивал, вроде как на параде. А солдатиков себе из палочек делал, из веточек. Только не реви!

Он так резко переходит с воспоминаний на реальность, что Сашка не сразу понимает, что последняя фраза адресована ей.

— Что? Да я даже не собиралась.

— Точно? — он наклоняется, чтобы заглянуть ей в глаза. — Ну ладно! А то знаю я тебя! Стоит мне детство вспомнить, и слёзы ручьём. Начнёшь сейчас жалеть обездоленного малыша, с опозданием лет на семьдесят… пять.

Сашка хихикает. Вообще-то он прав. Но конкретно сейчас она не успела проникнуться жалостью.

— В детстве никакой трагедии по поводу игрушек не ощущалось, потому что их не было ни у кого. Все мои сверстники играли с чем придётся, и ущемлёнными мы себя не чувствовали. А вот когда мне исполнилось уже лет тридцать, я поехал в одну из первых зарубежных поездок, на гастроли, кажется, в Германию, ФРГ. И там в витрине магазина я увидел солдатиков. Примерно таких же, как мы сегодня купили, из металла, с мельчайшей детализацией. Только, понятно, немецкой армии. Стоили они каких-то баснословных денег, по-моему, я за три дня получал столько суточных, сколько один солдатик стоил. Конечно, я мог накопить хотя бы на одного, мы в зарубежных поездках всегда экономили на еде, только бы привезти что-то: концертную одежду, хорошую обувь, бельё жёнам. Но на таможне нас тщательно досматривали. И если бы советский певец привёз фигурки немецких солдат… Боюсь, меня бы неправильно поняли.

Всеволод Алексеевич замолкает. Они уже вышли за территорию Кремля и теперь идут по набережной какой-то реки. Сашка попутно оглядывается в поисках кофейни или хотя бы лавочки, сокровищу давно следовало бы передохнуть, где-нибудь посидеть. Но пока ничего подходящего не наблюдается.

— И? — Сашка замечает возникшую паузу. — Почему вы потом, после перестройки не купили солдатиков?

— Да забыл как-то. На глаза не попадались. А сегодня вот попались. Ну правда же славные?

Сашка кивает. Обалденные просто. Мечта всей жизни. Главное, что сокровище счастливо. А если ему для счастья нужны сцена, шведский стол средней паршивости и взвод латунных солдатиков, ну что ж… Значит, всё это у него должно быть.

— Теперь надо тебе подарок купить, — вдруг сообщает он. — Мне купили, теперь тебе. Пошли искать,