Океан на двоих - Виржини Гримальди Страница 5

купались. Мы построили чудесный замок, я выкопала вокруг ров, а Мима набрала ракушек для украшения, но мы не смогли показать замок папе, потому что Агата прыгнула и все разрушила. Я бросила ей песок в лицо, а она ударила меня по голове грабельками. Мима велела нам поцеловаться, а потом мы бегали наперегонки с маленькими волнами, наплывающими на берег, это было весело, особенно когда Агата упала.

Мима без конца обнимала и целовала нас и говорила, как она нас любит. Теперь, когда я это вспоминаю, я думаю, она делала так потому, что знала, что будет вечером.

Когда мы вернулись домой, я побежала в ванную с криком «чур, я первая». Агата заплакала, ладно, завтра я пущу ее принять душ первой. Когда я вышла, дома были дядя Жан-Ив, тетя Женевьева и кузены. Я была рада, но недолго, потому что папа увел нас в комнату, где он жил, когда был маленьким, и сказал, что должен с нами поговорить, это важно. Он даже разрешил нам поесть конфет-ракушек, но я их не доела, потому что он все испортил. Это был хороший день, а теперь это день, когда папа с мамой развелись.

Тогда

Сентябрь, 1989

Агата – 4 года

Папа приходит за нами, но маме это не нравится. Они громко кричат, я затыкаю пальцами уши, чтобы их не слышать.

Мама говорит, что он плохой. А я думаю, что папа хороший.

Я ложусь в кровать к Эмме. Она толкается, но потом говорит: «Ладно», и я засыпаю с ней и светлячком.

Сейчас

5 августа

Эмма

19:43

Я не была здесь целую жизнь. Рынок Биаррица не изменился, террасы баров и рестораны переполнены семьями, парочками, коллегами и друзьями, которые перемешались в праздничном гомоне. Мы устраиваемся за высоким столиком, Агата спрашивает, что я хочу выпить, и идет заказывать в бар. По пути она приветствует двух человек, а официантка ее обнимает. Здесь ее территория.

– С ума сойти. Кажется, мне все еще двадцать лет, а ведь вот-вот стукнет сороковник.

– Не говори, мне уже перевалило.

Официантка приносит два бокала вина и закуски.

– За сестричек Делорм, – говорит Агата, поднимая бокал.

– За нас.

Повисает молчание. Сестра ест жареный козий сыр на шпажках, я налегаю на тартинки с утиной грудкой. Не понимаю, то ли нам нечего друг другу сказать, то ли надо сказать слишком много, и мы не знаем, с чего начать. В нашей истории дыра длиной в пять лет.

– У тебя есть фото Алисы? – спрашивает она.

Я достаю телефон и показываю снимок дочери. Агата берет у меня мобильник и прокручивает картинки:

– Она миленькая. Интересно, в кого бы.

– Наверное, в свою тетю. Предупреждаю, здесь сотни снимков.

– Ты сумасшедшая мать?

– Совершенно. Мне приходится сдерживаться, чтобы не съесть ее. Характерец у нее еще тот, она часто напоминает мне тебя.

Сестра улыбается.

– А Саша? Наверное, так вырос!

Я открываю папку со снимками сына и возвращаю ей телефон:

– Он только что отпраздновал свое десятилетие. У него уже мой размер ноги, и он дорос мне до подбородка.

– Как летит время… Они хорошо ладят?

– Прекрасно. Я боялась, у них же семь лет разницы, но старший защищает сестренку, а малышка обожает брата. Они иногда ссорятся, конечно, но у них прекрасные отношения. Надеюсь, надолго…

Агата пьет вино, потом закуривает.

– Нет ничего крепче отношений между братом и сестрой. Что ни делай, от общего детства так просто не избавишься, это сидит прочно.

Я не успеваю ответить, как высокий черноволосый парень без приглашения усаживается за наш стол и кладет свою лапищу на плечи сестры:

– Я уже давно на тебя смотрю, и мне обязательно надо задать тебе один вопрос.

– Еще тебе надо по-быстрому убрать руку с моих плеч, – предупреждает Агата.

– Ты воевала? – спрашивает парень на полном серьезе.

– Воевала? Нет, а что? – удивляется она.

– А то, что ты бомба.

Я сдерживаю смех. Реплика не из приятных.

Агата высвобождается и выпаливает ему в лицо:

– Проваливай, если не хочешь быть в первых рядах, когда рванет. Тик-так, тик-так.

Детина смеется, его нисколько не волнует, что та, на кого он нацелился, рассердилась.

– Ну же, будь лапочкой! – не отстает он. – Ты слишком классная, чтобы задирать нос. Как тебя звать?

– Моника.

– Очень приятно, Моника. Чем ты занимаешься?

– Я факир, я всегда сплю на доске с гвоздями, и у меня зад похож на сыр с дырками.

Я прыскаю вином. Парень больше не смеется. Я кладу руку ему на плечо, чтобы он заметил мое присутствие.

– Месье, вы не могли бы оставить нас в покое, пожалуйста?

– А, ну вот! – отвечает он. – Ты выглядишь не такой дурой, как твоя подружка!

Агата молчит, она знает, что я терпеть не могу скандалы. Я вижу, что она замыкается в себе, и опасаюсь, как бы она не сорвалась. Никто не обращает на нас внимания, и я бы предпочла, чтобы так было и дальше, но чувствую, что закипаю:

– Месье, моя сестра дала вам понять, что не желает с вами разговаривать. Так что будьте любезны, с вашими пятнами под мышками и харизмой мидии в садке, убраться отсюда подальше.

У Агаты отвисает челюсть. Типчик качает головой и недобро смеется.

– Я просто хотел оказать вам услугу, – презрительно фыркает он. – Вряд ли вас часто клеят.

Он разворачивается и растворяется в толпе. В эту самую минуту официантка ставит на стол два новых бокала. Агата поднимает свой:

– За сестер Делорм и мидий в садке!

Тогда

Январь, 1990

Агата – 4,5 года

У папы новая невеста. Мама не хочет, чтобы я называла ее мамой, но в любом случае у нее есть имя – Мартина. Она купила мне Барби «Феерию» в платье, которое светится в темноте, она хорошая.

У нее есть сын, его зовут Давид, он большой.

Папа сделал мне полку своей машинкой, от которой болят уши, и поставил на нее мои любимые книги – «Ягненок Альдо» и «Леопард Леонард». Он читает слова, а я смотрю картинки. У меня есть комната для меня одной, а у Эммы даже своя ванная.

Папа принес из магазина видеокассету. Это мультик про кролика по имени Роджер и даму с оранжевыми волосами по имени Джессика, которую похитил злой дядя. Я заплакала, тогда папа выключил телевизор, попросил прощения и сказал, что я еще маленькая, а потом мы играли в микадо.

Ночью мне слишком страшно одной, и я забираюсь в кровать к Эмме. Она больше ничего не говорит, я забираюсь к ней в кровать каждую ночь, когда мы у папы, она подвигается немного, и я могу спать.

Потом папа сделал нам сюрприз, мы пошли в такое место, где много собак в клетках. Папа прятал в кармане поводок, и дядя дал нам щенка, который нас ждал. Его зовут Снупи, он коричневого цвета, и я очень рада. Он смешной, Эмма говорит ему «сидеть», и он садится, хвостик у него все время двигается, и он ходит за нами повсюду, даже когда я иду делать пипи. Папа не разрешает ему залезать на диван, и мы с Эммой садимся на ковер, и папа тоже с нами.

Мне грустно, когда папа отвозит нас домой. Он все время говорит, но глаза у него мокрые. Я машу ему рукой – до свидания, – и он уходит, а мама открывает дверь и говорит, что скучала, и целует нас, и спрашивает, была ли там Мартина, и выбрасывает Барби «Феерию» в мусорное ведро.

Сейчас

5 августа

Агата

22:13

Эмма не захотела смотреть закат. Я и забыла, что она этого не любит. А у меня это одно из обожаемых зрелищ. Так же, как на закат, мне нравится смотреть разве что на Брэда Питта. Я столько раз видела «Легенды осени», что мое имя пора писать в титрах. Особенно люблю тот момент, когда Брэд, после долгих лет отсутствия, скачет галопом по грандиозным прериям Монтаны в сопровождении табуна диких лошадей. Я бы с удовольствием попробовалась на роль его кобылы.

– Я иду спать, – сообщает Эмма, открывая ворота дома.

– Уже?

– Дорога меня