Свободный человек - Светлана Юрьевна Богданова Страница 48

«Что?» – медленно, точно во сне, переспрашивала Элиза.

«Ты уроки сделала?» – Маша начинала раздражаться.

«А. Да. Прочитала, – вдруг пожимала плечами Элиза, и её карие глаза наполнялись влагой. – Мне понравилось».

«Что именно прочитала? Вам задали что-то прочитать?» – почти уже кричала Маша.

«Мам, не знаю. Я не знаю», – в отчаянии говорила Элиза, и лицо ее сморщивалось, темнело, и она, развернувшись, уходила к себе.

Маша всё это связывала с взрослением. Дочь превращается во взрослую девушку, должно быть, шалят гормоны, надо бы её как-то поддержать, но как? Женя, Иван – все они лишь мешаются под ногами.

И всё же, Маша потихоньку стала обсуждать с Женей то, что происходит с дочерью.

«Женюш, – начала она ласково, когда однажды вечером они остались одни. – Я бы хотела поговорить с тобой про Элизку».

«Давай поговорим», – кивнул Женя.

«Послушай, эта история… С Эдиком…» – продолжила Маша.

«Глупость полная, – тут же отмахнулся Женя. – Такого просто не может быть».

«Ну, а почему тогда Элизка об этом заговорила? Вряд ли она могла такое придумать», – возразила Маша.

«Почему же нет? Они там, в школе, чего только не обсуждают с девчонками! – раздражился Женя. – Ты знаешь, что она брала у меня „Проклятых королей“ Дрюона?»

«Тех самых, макулатурных?» – послушно отвлеклась Маша, чтобы дать Жене передышку.

«Да-да, тех самых! Ты знаешь, почему их так интересует история Франции? Этих малюток?» – спросил Женя.

«Нет, я не читала Дрюона, и вряд ли когда-нибудь буду», – призналась Маша.

«Там есть сексуальные сцены! – возмущенно воскликнул Женя. – Я однажды слышал, как Элизка зачитывала что-то подружке по телефону!»

«Да что ты говоришь! Теперь мне и самой стало любопытно, – хихикнула Маша. – Может, прочитаешь мне вслух?»

«Почему бы и нет», – радостно согласился Женя, надеясь, что тема непристойного поведения Эдика закрыта.

Он взял третий роман серии Мориса Дрюона «Проклятые короли», который назывался «Яд и корона». Женя явно знал, где именно искать упомянутую сцену. Маша смотрела на него во все глаза, но он, не замечая её взгляда, принялся читать: «И этой ночью потолок королевской опочивальни отразил громкий крик. Хотя Клеменция была замужем уже пять месяцев, только этой ночью узнала она, что королева не обязательно должна быть несчастлива и что врата супружества могут вести к неизведанному блаженству».

«Действительно, – рассмеялась Маша. – Это здорово, что девчонки могут это обсудить между собой.

Ведь ни учителя, ни тем более мы не можем с ними прямо говорить о таких вещах. Боже, благослови Дрюона!»

«Ну, если ты так на это смотришь…» – пожал плечами Женя.

«Честно говоря, я никак на это не смотрю, – Маша внезапно стала серьёзной. – Я считаю, что Дрюон не мог подсказать нашей дочери непристойные сцены с участием нашего друга Эдика».

«Опять двадцать пять! – возмутился Женя. – Ты что, думаешь, это единственная сцена из Дрюона, которая могла навести её на мысли?..»

«Давай серьёзно, – вдруг остановила его Маша. – Уместно ли здесь шутить? Нашей дочери не до смеха. Я же говорила с ней, знаю. Она плачет. Очень часто плачет. И злится. И сама не знает, почему. И как она говорила об этом обо всём… Как смотрела… Ей было плохо. И когда я сказала, что ты всё равно пригласишь Эдика…»

«И приглашу!» – взорвался Женя.

«И напрасно», – жёстко парировала Маша.

«Нет, не напрасно. Эдик – наш друг. Мой друг. Я не хочу потерять своего друга», – ответил Женя.

«А дочь? Дочь ты потерять хочешь?» – разозлилась Маша.

«Дочь я не потеряю», – и с этими словами Женя вышел из комнаты.

* В марте тысяча девятьсот восемьдесят третьего подобных разговоров было несколько, и они, эти разговоры, так или иначе все походили друг на друга. Маша пыталась достучаться до Жени даже в вечер накануне его дня рождения.

«Возьми и откажи ему. В конце концов, я полагаю, он прекрасно знает, в чём дело и ему не нужны будут объяснения», – настаивала она, но Женя отмахнулся.

«Я не намерен это больше обсуждать, – повторил он. – Ты меня ставишь в неловкое положение. Вы меня ставите в неловкое положение».

«Тебе неловко, потому что надо проявить себя жёстко. И принять непопулярное в вашей компании решение», – проговорила Маша.

«В вашей компании. В нашей компании! А действительно, я что, по-твоему, должен за столом, при всех гостях, поднять тост и сообщить присутствующим, что Эдик приставал к Элизе? Тебе не кажется это бредом?» – возмутился Женя.

«Мне кажется бредом сам факт того, что Эдик приставал к Элизе. Как это расценивать вообще? Ну, и что касается гостей, зачем нужен этот спектакль. – Маша явно уже была раздражена. – Какое кому дело, что у нас тут происходит? Просто Эдик не смог приехать к тебе на день рождения, что в этом такого».

«А в следующий раз?» – фыркнул Женя.

«В следующий раз тоже! Ничего, как-нибудь переживём. Постепенно всё забудется…» – Маша говорила спокойно и чётко, но казалось, что ещё немного, и она начнёт орать.

«Ничего не забудется! Я не забуду! – гаркнул Женя. – И почему я должен верить какой-то девчонке и не верить своему другу?!»

«Не какой-нибудь девчонке, а своей дочери, – подчеркнула Маша. – И друг тебе ещё ничего на эту тему не сказал, поэтому неизвестно, будет ли он всё отрицать».

«Я ему верю без слов», – так же чётко ответил Женя.

Но Маша волновалась не на пустом месте. Каждый день она замечала в дочери странные перемены. Та стала раздражительной и угловатой, смуглая кожа как будто бы побледнела и посерела, а глаза на этом фоне сделались темнее. Волосы поблёкли и засалились, вокруг носа появились мелкие красные точки – на месте выдавленных прыщиков. Маше не нравилось то, что происходило с Элизой, да и Элизе, похоже, тоже это не нравилось. Она чаще стала молчать, чаще погружаться в свои мысли. Больше времени проводить не на кухне, болтая с матерью или слушая радио, а в детской. Что она там делала?

«Манёк, ну что ты волнуешься-то так, – увещевала её соседка Лидушка. – Вон, моя тоже стала квёлая, это же подростки! Их и во взрослую поликлинику перевели, так что врачи и учителя в курсе, что они растут. Одна ты не в курсе! У твоей уже эти дела пошли?»

«Пошли», – медленно ответила Маша и подумала, что как-то всё это просто, просто взросление, просто тело, которое меняет и характер, и настроение… Она попыталась вспомнить, как было с ней самой, когда она была подростком. Вспомнила и этот подавляющий стыд, который она испытывала,