Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин Страница 39

— А вы вагончиков не просите? — спросил Остудин.

— Какие вагончики, — криво усмехнулся Вохминцев. — Их нефтяникам не хватает. Кто их нам даст?

— Почему вы думаете, что не дадут?

Остудину уже не раз приходилось удивляться резкому контрасту в снабжении нефтяников и геологов. Нефтяники имели и вагончики, и хорошую технику, а геологам до сих пор приходилось жить по старинке — все надо было делать самим. Он сам до вчерашнего дня был нефтяником и теперь имел возможность сравнивать.

— Потому что у нефтяников деньги, а у нас их нет, — ответил Вохминцев. — Они добыли тонну нефти, получили за нее валюту. А мы откуда ее возьмем?

Остудин обратил внимание на одежду Вохминцева. Засаленная зеленая телогрейка в нескольких местах порвана, из дыр торчат клочья ваты. Ватные брюки в белых нашлепках засохшего глинистого раствора. Обут буровой мастер в громадные серые валенки с глубокими черными галошами. Тяжело вздохнув, Остудин подумал: «Какие деньжищи государство гребет на нефти, а люди, как подзаборные собаки». На какой-то миг стало жалко и Вохминцева, и себя, который вроде бы у власти, а подчиненным помочь ничем не может. Остудин исподлобья посмотрел на Вохминцева, спросил:

— Роба-то у тебя какого срока?

— Третий дотаскиваю, — Вохминцев выщипнул из локтя кусок ваты, растер пальцами. — В начале прошлого года обещали заменить. До сих пор меняют.

Остудин, хотя и знал, что говорит впустую, но удержаться не смог:

— Заживем получше, будут у нас и вагончики, и фирменные спецовки, — он даже улыбнулся своим словам.

Вохминцев посмотрел на Остудина, Остудин на Вохминцева, а потом оба — по сторонам. Потому что один знал, что говорит неправду, а другой давно уже не верил ни одному слову начальников. И тем, кто над ним непосредственно, и тем, которые изболтались по пути к высотам... Еще поговорили о скважине, о перспективах разведки в этих местах, о барите, которого требуется не меньше десяти тонн. Иссяк разговор, и Остудин почувствовал, что голоден. Спросил:

— В вашей столовой приезжих кормят?

Вохминцев почему-то переглянулся с Еланцевым и ответил уклончиво:

— Смотря кого...

Зашли в столовую. Справа от входа висело меню, обрамленное деревянной рамкой. Вначале Остудин лишь скользнул по нему взглядом, потом остановился, развернулся и подошел вплотную к заполненным химическим карандашом строчкам. Гуляш... Котлеты... Бифштекс... Повариха в белой куртке и белом колпаке выглянула из раздаточного окошка. Она была полной женщиной с круглым добрым лицом.

— У вас это в меню каждый день? — спросил Остудин, повернувшись к ней.

— На этой буровой — почти каждый, — ответила повариха. — На других похуже.

Когда сели за стол, выяснилось, что все мясные блюда были не из говядины, а из лосятины. Остудин впервые пробовал это мясо, и оно ему понравилось.

— У вас что, лосеферма имеется? — спросил он, видя хитроватую улыбку на лице Вохминцева.

— У нас здесь тайга, — засмеялся Вохминцев. — А в ней божьи дары прячутся. Вот этот последний лось, вернее лосиха, выбралась на бесснежное озеро, поскользнулась на льду и здорово ушиблась. Если б мы не заметили, долго бы мучилась.

— И часто у вас лоси поскальзываются?

— В тайге всякой живности полно, не только лоси. Глухари есть, косачи... Всякая дичь водится.

— И охотинспектора тоже? — Остудин уже серьезно смотрел на бурового мастера.

— Они у нас реликты. Паша Ковешников, например, один на двадцать тысяч квадратных километров.

— ОРС, значит, плохо снабжает? — не унимался Остудин.

— Почему плохо? Консервов вволю привозят. И мясные есть, и рыбные. Говорят, лучшего качества. А наша братва без хорошего мяса бурить не может.

Вохминцев снова переглянулся с Еланцевым, и Остудину показалось, что тот подмигнул. «Браконьерничают, черти», — подумал Остудин. И на всякий случай спросил о егере: он как, не придирчивый?

— Чего ему придираться? Мы же ведем только санитарный отстрел. А потом — Паше бензина для его моторки на год полтонны выделяют, чтобы много не ездил.

В раздаточное окно снова выглянула повариха:

— Компот будете или клюквенного киселя желаете?

— После такой еды барит можно было бы на себе из Таежного притащить, — сказал Остудин.

Вохминцев зыркнул глазами в сторону поварихи, и та исчезла в своем закутке.

Далеко-далеко возникло пчелиное жужжание.

— Вертолет, — первым услышал Еланцев и задумчиво сказал: — Я, Роман Иванович, пожалуй, останусь на буровой. Если барит завтра доставят, подожду до начала бурения, — и, повернувшись к Вохминцеву, спросил: — Когда начнете бурить?

— Если все будет в порядке — к вечеру обязательно.

Остудин молча слушал этот разговор, потом сказал Еланцеву:

— Оставайся. Завтра к вечеру я тоже прилечу.

Возвратившись в Таежный, Остудин немедленно связался с Батуриным. Доложил:

— На Р-1 выброс.

— Когда это случилось? — спросил Батурин.

— Сегодня в половине одиннадцатого. Я только что с буровой, там все в порядке. Нужно завезти десять тонн барита. Требуется МИ-8. Завтра к вечеру бурение возобновим.

Несколько секунд трубка молчала. Потом послышался удовлетворенный смешок:

— Везучий ты парень, Остудин. Ногу через порог не успел перенести — и уже выброс. Только учти: твоей заслуги здесь нет. На том, чтобы бурить скважину на Моховой в нынешнем году, настояли Еланцев с Барсовым.

Батурин специально говорил это. Не хотел, чтобы новый начальник подумал, будто с первого дня ухватил Бога за бороду. От зазнайства до безответственности — один шаг.

— Не все ли равно кто настоял, — горячо отозвался Остудин. — Главное — открыть нефть.

— Это верно... Ты держи меня в курсе. Желаю удачи!..

— А как насчет вертолета?

Но телефонная трубка уже глухо молчала. Остудин потряс ее, постучал ладошкой по микрофону и осторожно положил на рычаги аппарата. Посмотрел на дверь и уже хотел нажать на кнопку, чтобы попросить Машу вызвать Кузьмина, но тот появился на пороге сам. Молча прошел к столу, тяжело опустился на стул и сказал:

— Плохие новости, Роман Иванович... На завтра МИ-8 не будет. А если наши вертолеты переключить на барит, остановим другие буровые, — он расстегнул полушубок и сдвинул его на плечи.

— Вы с кем разговаривали? — спросил Остудин. — Кто отказал?

— Командир авиаотряда Цыбин,