Правило 24 секунд - Юля Артеева Страница 37

Хмурюсь:

– Я не понимаю, при чем тут это.

– Дурочку из себя не строй. Есть у тебя кто-то?

Слава только смотрит, но у меня ощущение, что физически меня держит, не позволяя отвести глаза.

Собираю остатки мужества и говорю:

– Мне жаль, что так получилось. Я ухожу не к кому-то, а ухожу от тебя. Потому что у меня нет больше чувств.

Но Ковалев словно не слышит. Вглядывается в меня и ухмыляется:

– Новенький? На баскетболиста клюнула?

– Слав, мне… не очень нравится твой тон. Я не понимаю, что за допрос.

– Ты мне поэтому отказала вчера? Не целка уже?

Вспыхнув от возмущения вперемешку со жгучим смущением, я упираюсь ладонями ему в бедра и отталкиваю от себя. Тоже поднимаюсь на ноги, чтобы у нас не было такой разницы в росте. Отхожу от скамейки так, чтобы встать на асфальтированной дорожке, это дает хотя бы небольшое ощущение защищенности. Как будто я могу сбежать. Да, конечно, нужно было тренироваться. Если мне действительно придется бежать, Слава догонит меня через две секунды.

– Если не заметил, я тебе не отказала, – говорю с внезапной яростью, – и зря, потому что я не хотела. Нельзя заставлять девушку делать то, что она не хочет!

Ковалев смеется громко, кажется, так ужасающе громко, что малыш в коляске той женщины мог бы проснуться.

Говорит издевательски:

– Кто тебя заставлял? Совсем с ума сошла? Сама в трусы мне полезла. Баскетболист тебя натренировал?

– Заткнись! – шиплю, толкая его в грудь. – Что ты несешь? Ты мне противен, ясно?!

– Бесишься, но не отрицаешь, – замечает с удовлетворением.

– Между нами все кончено, Слав.

Он смотрит на меня молча с застывшей на губах усмешкой. Потом отворачивается, отходит на пару шагов. Я почему-то жду, что он извинится. Что вот сейчас поймет: на эмоциях просто наговорил лишнего. Но он размахивается и с силой пинает стоящую рядом урну. Жалобно скрипнув, та раскачивается из стороны в сторону.

А Ковалев подходит ко мне и проговаривает очень тихо:

– Хочешь свалить, пожалуйста. Никто не держит. У меня таких, как ты – вся личка забита. Тебя никто и никогда так любить больше не будет. Кому ты нужна, порченная?

Сжимаюсь не только внутренне, но и физически съеживаюсь. Смотрю на него растерянно. Злость, которая так мне помогала, куда-то схлынула, уступив место унижению и банальным слезам, которые, я чувствую, вот-вот польются из глаз.

– Девушка, у вас все в порядке? – раздается за моей спиной.

Обернувшись, вижу ту молодую мамочку. Смотрит на меня с искренним участием. Ощущаю, как по щекам бегут горячие дорожки влаги, и отрицательно качаю головой. Женщина кидает взгляд на Славу и спустя мгновение решительно берет меня за рукав бомбера.

Послушно иду за ней, когда Ковалев припечатывает мне на прощание:

– Удачи, шлюшка!

– Вот же придурок! – рявкает на него девушка, и получает в ответ поток нецензурной брани, с единственным печатным словом «иди».

Ускоряясь, она толкает перед собой коляску и продолжает тянуть меня за рукав. Несколько раз оборачивается, чтобы удостовериться, что мой бывший парень за нами не идет. Спустя пару минут выруливает на более широкую дорожку, где мы уже не одни. Критически оглядывает меня и говорит:

– Трясешься вся. Меня Ника зовут. Воды хочешь?

Отрицательно качаю головой, вытирая щеки от слез. А потом, передумав, киваю.

Ника снова нервно оглядывается и достает из большой сумки, которая висит на ручке коляски, маленькую бутылку воды.

– Это детская, – говорю охрипшим голосом, замечая этикетку.

Со стороны может показаться, что я просто констатирую факт, но на самом деле имею в виду, что не хочу забирать воду у ее ребенка.

– Бери, у меня еще есть, – она отмахивается, – вечно полдома с собой на прогулку собираю.

Пью и чувствую, как начинает дрожать подбородок. А когда достаю из кармана вибрирующий телефон и вижу на экране надпись «Гордей Гордеевой», глаза снова наполняются слезами.

– Это он? – спрашивает Ника.

– Нет. Это… – запинаюсь, не зная как продолжить, – это не он. Это другой.

Невесело хмыкаю, сжимая в руке смартфон. Даже звучит плохо. Теперь, наверное, Нике станет понятно, за что мне прилетело.

– Я надеюсь, он не такой конченый? – спрашивает она вдруг.

– Что? Нет. Эм-м. Он хороший, правда.

– Попросишь тебя встретить? Мне так было бы спокойнее.

Закусив губу, киваю и наконец принимаю звонок.

– Маш, все в порядке? – слышу обеспокоенный голос.

Теперь мне кажется, что я не так уж хорошо разбираюсь в людях. Но на этот раз хочется верить своим ощущениям. Я чувствую, что Гордей правда переживает за меня. Хоть убейте, но слышу это в интонации.

– М-м-м, – тяну, пытаясь справиться с эмоциями и не зарыдать в трубку, – все… нормально.

Он замолкает, и мне чудится, что я вижу, как Наумов сжимает зубы, и желваки проступают под его кожей.

– Где ты? – спрашивает через паузу.

Делаю глубокий вдох, надеясь, что спазм, схвативший горло, отступит и позволит мне ответить на вопрос.

– В сквере у школы.

– Я буду через пятнадцать минут, подожди меня у фонтана.

Зачем-то киваю, как будто он может меня видеть.

Потом подтверждаю тихо:

– Хорошо.

И Гордей отключается.

– Встретит меня у фонтана, – поясняю Нике смущенно.

– Пойдем, я все равно гуляю.

– Нет, не нужно, вы и так уже много времени на меня потратили…

– Как тебя зовут? – спрашивает девушка, сначала заглянув в коляску.

– Маша.

– Маш, у меня дочка, и я очень надеюсь, что ее когда-нибудь смогут проводить до фонтана. Ведь это не так сложно, верно?

Помедлив, киваю. И мы вместе неторопливо идем по аллее. Я прижимаю к груди маленькую бутылку воды, исподтишка разглядывая девушку. Она, кажется, это замечает, но как будто позволяет приглядеться к себе.

У фонтана присаживаемся на лавочку. Он еще не работает, его включают ближе к лету, но даже спящим он исправно служит ориентиром для встреч.

– Ты извини, что я так, – Ника машет рукой в воздухе, – влетела. Просто у меня бывали не самые простые ситуации, но себя обычно не так жалеешь. А вот когда Инга родилась, я вдруг испугалась, что ей в жизни попадется кто-то…

– Не очень хороший?

– Мягко говоря, – она кивает и улыбается, – у меня есть детское печенье, хочешь?

У этой девушки настолько заразительная улыбка, что я отвечаю тем же. Говорю:

– Давайте.

Мы болтаем о какой-то ерунде. Ника рассказывает мне про дочку, шутит, демонстрируя объем сумки, которую взяла с собой. Я смеюсь искренне, и истерика отступает.

Когда слышу за спиной,