Тепло человеческое - Серж Жонкур Страница 34

нарвалась на автоответчик – та, видимо, сидит в поезде и едет в Бертранж, чтобы зарыться в тамошние леса, поэтому она рискнула набрать Агату. Та, к величайшему ее изумлению, откликнулась почти мгновенно и, не дав ей и слова сказать, принялась причитать, что живет в одной клетке с двумя львами, прошло всего пять дней, а она уже на грани.

– Прямо как в тюряге, честно тебе говорю, ну прямо как в тюряге, у Грега от безделья крыша едет, а бутылок у нас полно, он, понятное дело, начал прикладываться и целыми днями сидит, запершись в баре… и уже курит по две пачки в день, только затем и выходит, чтобы затариться сигаретами, одно спасение, что их не продают…

Ванесса надеялась, что ее саму утешут, а тут пришлось искать слова, чтобы хоть как-то подбодрить сестру, которая описывала свой собственный кошмар.

– Да, и еще Кевин, если у него не будет никакого занятия, опять начнет приторговывать наркотой – как локдаун объявили, всем понадобилась травка, дома его не удержать. А копы-то его знают в лицо, как встретят на улице – каждый раз перепалка, потому что он отказывается выходить с разрешением. Ужас просто, он будто не понимает, что и так живет под отсрочкой приговора. Главный мой кошмар – что его опять потащат в суд, но я ж не могу целыми днями за ним следить, сижу по уши в бумажках, ты просто не представляешь, сколько возни с этими налогами, банками, нужно писать требования на приостановку оплаты за воду, электричество, аренду, авторские права, сотрудникам оформить частичную безработицу, у меня просто голова кругом.

Ванесса заставила себя проявить понимание, но совершенно не знала, какой выход сестре предложить.

– И что ты собираешься делать?

– Единственный способ оторвать Грега от бутылок и заставить Кевина не дразнить копов – это уехать отсюда, вытащить их всех на природу. Я уже два дня только об этом и думаю.

– Ты имеешь в виду Бертранж? Но ты же знаешь, что Каролина уже на ферме и к родителям старается не соваться – боится их заразить.

– Знаю и прекрасно все понимаю. Проблема в том, что она до сих пор терпеть не может Грега, даже слышать о нем не хочет. Ну да ладно. Мне главное спросить Александра, в конце концов, ферма – это же его дом.

– Ну так позвони ему!

– Надо бы, да я боюсь.

– Агата, послушай: не время сейчас ворошить прошлое, ситуация слишком серьезная, не сиди сложа руки.

– На самом деле, в том и проблема, что, вообще-то, всем положено сидеть на месте, и если нашу машину остановят, а там Кевин со своим условным сроком, Грег, у которого с водительскими правами черт-те что, плюс он два года протусовался с «желтыми жилетами», нас уж никуда точно не пропустят, а я совсем не хочу попасть в новости в «Депеш» или по третьему каналу.

– Да что ты такое говоришь?

– Я прекрасно понимаю, что из Парижа это кажется глупостью, но «Диво» и «Рин-Тартин» тут на слуху, все про них знают.

– Хочешь, я поговорю с Александром?

– Ну уж нет, обойдусь без посредников, спасибо.

– Я не затем предлагаю ему позвонить, а чтобы он вас вывез. Сама говоришь, что машину не водишь, так, может, он за вами приедет, ну, не знаю, должен же быть какой-то выход. Он их всегда находит.

Со вчерашнего дня она прихрамывала, но не постоянно – здесь перестала. Александр наблюдал за своими коровами, которых только что перегнал с пастбища на пастбище. В середине дня нужно еще съездить вниз помочь родителям, потому что от Фредо до сих пор никаких известий. Стоит, наверное, смотаться в кемпинг – не в характере их помощника так вот исчезать. А еще он пообещал Каролине свозить ее в «Интермарше» и в «Карфур», ей нужны были флешки и еще много всякого разного, что она забыла привезти.

Когда Александр спустился в долину, оказалось, что родители уже взялись высаживать лук на перо, убирая с грядок мульчу, которой Фредо упорно накрывал все проростки. Здесь сталкивались две школы овощеводства – старая, в которой главным был урожай овощей и фруктов, и школа Фредо, которого прежде всего волновало состояние почвы, о которой он заботился почти как о живом существе. По его мнению, почву нужно защищать и накрывать – нежить, короче, укутывая от солнца и осадков.

– Знаете же, как он ворчать будет, если вы его солому снимете.

– Ну так сам бы и пришел. Да и вообще, погоду обещают хорошую, вот увидишь – через месяц все салатов захотят, особенно если так и будут сидеть взаперти.

– Так он вам вчера ничего не сказал?

– Кто, Фредо? Не, ничего, только что его Адриана вернуться надумала.

Александр смотрел на мать, стоявшую на коленях, ей явно было тяжело, хотя на земле и лежала солома, так что коленным чашечкам было мягко. Отец шел следом, тащил лоток с рассадой – к лотку была привязана веревка, чтобы не наклоняться.

– Съезжу к нему сегодня.

– Если выяснится, что он напился… оставь его, пусть протрезвеет, будет ему урок – а то поучает тут всех, что можно, а что нельзя, вот и поставим его на место.

– Ладно, поеду прямо сейчас.

Александру не встретилось ни единой машины. На перекрестке «Пять дорог» он увидел, что вывеска, помпезно возглашавшая: «Кемпинг и база отдыха» заросла ветками боярышника, а следующая, на пересечении с дорогой на Сенневьер, так покосилась, что и не разглядишь. С тех пор как каноэ в реке стали садиться на мель, а из карьера ушла вся вода, кемпинг окончательно опустел, а подъезды к нему содержались в таком состоянии, что было ясно: рано или поздно дело кончится лесным пожаром.

Последняя вывеска предлагала свернуть налево – краска на ней полностью облупилась. Александр подумал: а ведь сейчас многие из тех, кто сидит в локдауне, почли бы за счастье оказаться здесь, на шести гектарах в чаще леса, где разбросано штук двадцать домиков на колесах и разваливающихся бунгало.

Мопед Фредо был на месте, правда, валялся на земле. Прежде чем зайти, Александр постучал в дверь домика-фургона, а внутри обнаружил Фредо дремлющим на узкой койке.

– Так, судя по виду, не все у тебя здорово.

– Упал вот, похоже, запястье вывихнул.

– И что, из-за этого на звонок не можешь ответить?

– Они мне его расхерачили, – ответил Фредо, горестно приподняв голову.

– Телефон или запястье?

– И то, и другое; как приподнимусь, прямо выть хочется.

Запястье у него распухло и превратилось в один сплошной синяк.

– И ты, мать твою, так тут с этим и сидишь?