Мои персонажи - Екатерина Индикова Страница 33

– Да, я знаком с подлыми методами вашего, так называемого, заведения, но таблетки – это низко.

– Не тогда, когда хочешь добиться результата. А мы с Вами пока буксуем. И нас все больше затягивает в болото вашего нежелания сотрудничать. Помогите себе сами. Так будет лучше. Для всех.

– Вы намекаете на моих приятелей?

– Да бросьте, Алекс, мы оба знаем, что Вам дорога девушка, даже не так, девушки… А еще мне сообщили, что в Департамент доставили одного Вашего близкого знакомого. Максимуса. – взгляд Алекса лишь на миг стал жестче, но этого вполне хватило профессиональному взору доктора Софии, она мысленно ухмыльнулась.

– У меня нет друзей, и не понимаю, что Вас удивляет, забыли, в каком мире мы живем?

– Алекс… – София посмотрела на него, как смотрят на ребенка, который отказывается слушаться исключительно из-за вредного характера, вздохнула и продолжила: – Отвечайте. Пожалуйста. На вопрос. Что Вы думаете о душе? – Алекс с шумом выпустил воздух из легких.

– Хорошо. Исключительно потому, что Вы мне надоели. А ведь сначала я даже испытывал к Вам симпатию! – Доктор София не смогла удержаться от вопросительного взгляда… – Таблетки… – прошипел Алекс. Его собеседница кивнула… – Продолжайте.

– Итак, – начал Алекс лекторским тоном, – Душа. Анима. Психе… Понятие, трактуемое в религиозном (это теперь ужасно непопулярно и философском, (а это запрещено), контекстах.

* * *

Милая Психея, буду говорить, то есть писать, – глупое отступление для той, кому форма выражения мысли всегда была безразлична. Даже, если бы я принес тебе пустую вазу, ты бы поняла мои намерения по ее форме и цвету. Но не теперь. Возможно, впервые ты не поймешь, откажешься меня понять. И все же, я буду говорить без обиняков, как и хотел. Наша с тобой жизнь превратилась в какое-то странное подобие семейных отношений. Уверен, тебе она тоже приносит страдание. Ведь ты видишь меня насквозь. И та, другая, совсем не причем. Я бы никогда не позволил себе… Хотя, что уж там. Изменить что-то я не в силах. Пишу тебе, и мое сердце полно отчаяния и злости на себя самого. Ты же знаешь, я лишен художественного воображения и не могу вообразить, будто бы все хорошо. Не хорошо. То, что с тобой происходит ненормально. Я не узнаю тебя. Я не узнаю себя. Твоя ревность и ярость… Наш мальчик не может не замечать этого, ведь способность тонко чувствовать он унаследовал от тебя. Да. Вы никогда ни в чем не будете нуждаться. Позволь мне лишь изредка видеть Данко. Встречаться с тобой я не в силах. Не смогу вынести этот твой взгляд. Не буду писать безнадежные глупости про то, что любовь проходит. Не проходит. Но чувства от того, как ты на меня смотришь, думая, что я не замечаю, затмевает страх. Да, Психея, я боюсь. Дурно звучит, но я боюсь за твою душу. Что-то надломилось. Ты слишком увлеклась своими опытами. Ты навредила себе. Навредила нашей семье. Пожалуйста, я верю, что Данко ты не способна навредить. Вымещай гнев на мне. Я это заслужил. Но не мучай. Отпусти. Ведь это не жизнь.

* * *

– Видишь, мистер Джеймс, край оборван. Здесь стояла подпись. Имя не разобрать. Фамилия, тогда все носили фамилии, а не только отсталые трансильванцы, начиналась на К.

– У нас за океаном тоже у всех есть фамилии.

– Да что ты, и какая же у тебя? Рочестер? Нет, погоди, конечно же, Смит!

– Вовсе нет.

– Да ладно тебе, мистер Джеймс, я же развлекаюсь. Не хочешь, не говори.

– Если бы ты развлекалась, не носилась бы с этим письмом.

– А ты соображаешь. Да, оно очень важно для меня. То есть, не для меня, а для одного друга.

– Понятно. Тот парень. Алекс. Ты рассказывала о нем.

– Прекрати сыпать точками!

– Чего?

– Прекрати говорить так, будто мы пара, и я тебе изменяю.

– Я не… Просто, как это? Проявляю участие.

– Джеймс…

– Я просто думал, когда-нибудь мы бы могли, ну… Когда ты забудешь своего Алекса…

– Он не мой Алекс. И я его ненавижу. Он, кстати, и постарался, но упустил кое-что. Забыл дописать.

– Как это?

– Не бери в голову, ты примешь меня за сумасшедшую!

– Я? Нет, что ты, Вэл, ты здесь самая разумная.

– Окей. Мой знакомый. Близкий знакомый по имени Алекс гостил некоторое время назад в Брашове. Дышал свежим горным воздухом и лечил душевные раны. Он потерял память. И, бедняжка, ничего о себе не знал, зато обладал уникальным даром. О нем я бы могла рассказать только деду, он бы понял, а ты не поймешь. Извини, мистер Джеймс. Подробности я опущу. Так вот, встреча с Алексом может изменить человека, если, конечно, господину писателю, этого захочется. Я не говорила, но он писатель. Знаешь, как автор одной характеристикой может испортить персонажу жизнь, так и Алекс… Но ведь речь о живых людях, о живых, понимаешь, мистер Джеймс?

– Не совсем… А почему ты все время меня зовешь мистером?

– Аай, ладно, забудь. – Валерия вздохнула, пряча в карман полуистлевшее письмо, найденное в кармане мертвой женщины. – Ах, дедушка! Но ведь я оказалась сильнее этой его литературы, я не могу забыть его, дедушка, не могу.

– Вэл, почему ты смотришь в одну точку… И губами шевелишь? С тобой все в порядке? Голова не болит?

– А? Джеймс… – Валерия снова натянула ехидную улыбку, – Умеешь же ты испортить момент!

– Я не хотел, но ты, кажется, разговаривала сама с собой.

– Тебе показалось.

– Ты ведь не поедешь к нему? – Валерия задумалась на мгновение.

– Джеймс! Мне нужно еще разок изучить твои карты.

Глава 22. Диалоги

– Вам часто случается разговаривать с самим собой? – София хищно улыбнулась и в упор посмотрела на Алекса.

– Все нормальные люди так делают. Только не вслух. Это называется рефлексией, если вы не в курсе, доктор. – Алекс намеренно выделил обращение.

– А знаете, дорогой мой пациент, мы похоже прогрессируем.

– С чего такие поспешные выводы? По мне, так мы топчемся на месте.

– Вы хотя бы перестали отвечать вопросом на вопрос и бросаться в атаку, как отчаявшийся командир с кучкой измученного войска. И Вы, смею напомнить, взяли у меня блокнот.

– Что с того? Я ничего не написал. И ключевая мысль нашего диалога Вами высказана. Она выражается словом «измученный». Вы именно это и делаете, и полагаю не только со мной.

– Могу заверить Вас, Алекс, Вы мой единственный пациент. Остальными занят Главный Ограничитель. Большая честь для них… И для