Молодой негодяй - Эдуард Вениаминович Лимонов Страница 29

целой очереди фарцовщиков. Куда более смелые, нахальные и богатые фарцовщики делили с поэтами и декадентами не только «Автомат», но и харьковских красавиц. Увы, сплошь и рядом фарцовщики одерживали победы над поэтами, оставляя поэтов, красавицы уходили к ним. Подробнее о фарцовщиках читателю будет сообщено далее.

Анна, по всей вероятности, скрывает от Эда некоторые подробности своей холостой жизни до его появления. Иногда, в плохом настроении, Эд подозревает Анну в том, что она имела сексуальные отношения со всеми без исключения харьковскими поэтами, включая Бориса Ивановича Котлярова и Сашку Черевченко. (Кстати, Котлярова наш герой вспомнил только после полугода чуть ли не ежедневных столкновений с ним в магазине «Поэзия». Это Котляров вручил когда-то пятнадцатилетнему подростку Савенко грамоту победителя поэтического конкурса…) Познакомив в свое время Эда с Черевченко, Анна обронила: «Саша самый многообещающий молодой поэт Харькова… Он за мной ухаживал…»

Тогда Эд разозлился и позже к вечеру, чтобы Анна Моисеевна не зазнавалась, трахнул ее стоя, в подсобке магазина. Прижав Анну к полкам с книгами, Эд насильно стащил с нее трусы и трахнул кокетку. Кажется, Анна была довольна, хотя, возбужденный шагами покупателей за портьерой и тем, что с минуты на минуту должна была появиться начальница Света, Эд кончил в свою подругу довольно быстро.

Впервые появившись в поле зрения Эда под руку с красивой Валей, Черевченко мелькал все эти годы поблизости. Иногда они перебрасывались несколькими фразами то в «Автомате», то на поэтических вечерах, при этом дружелюбно друг на друга поглядывая. И даже принадлежность Эда к «СС», очевидно, Сашку Черевченко не смущала. Впрочем, нападение «СС» на Черевченко случилось еще до появления салтовчанина Савенко на основной харьковской сцене. Отношения между Бахом и Черевченко давно были урегулированы, тем более что в 1966 году Вагрич и Ирина стали мужем и женой. (Брачную ночь молодожены провели в комнате на Тевелева, 19, на полу, укрывшись переделанным из отцовской шинели пальто Эда.)

В феврале судьба резко бросила Эда и Черевченко друг к другу. Приглашенный Аркадий Филатов привел с собой к Эду на празднование дня рождения неприглашенного Черевченко.

Сорок один гость сидел на ковре вокруг бутылей вина и блюд с шашлыком. Полмешка баранины купил портной Лимонов накануне на Благовещенском базаре. Выпив основательно, гости Лимонова, как водится, начисто забыли о новорожденном и заняты были тем, что изображали в миниатюре модель человеческого общества. После полуночи явственно определились вышедшие из четвертьфинальных и полуфинальных битв только два лидера: Юрий Милославский — поэт, юноша на пару лет моложе Лимонова, — красивый крупный еврей с барственным глубоким голосом актера и диктора, и харьковский Вознесенский — поэт Аркадий Филатов. Читатель по собственному опыту знает, что такова природа самца человеческого: состязание и драка с другими самцами — его самое большое удовольствие в жизни.

Два поэта изощрялись в остроумном высмеивании друг друга и интеллектуальных подковырках, с успехом заменявших им каменные топоры. Генка — герой полутени — в публичных состязаниях никогда не участвовал, пасовал. Сашка Черевченко смирно беседовал с подругой Анны — полной блондинкой Тамарочкой и время от времени взглядывал на двух петухов и иронически улыбался. Забытый обществом новорожденный забрался в задний ряд зрителей к шкафу и тихо мечтал о том, чтобы все ушли, а он принялся бы убирать тарелки, салфетки, остатки шашлыков и выметать сигаретные окурки. В собственном юбилее, оказывается, не заключалось для него никакого интереса. Изощряться в публичном остроумии в этот вечер ему не было надобности. Бойцы в основном старались для и обращались к избранной аудитории из нескольких красивых и свободных женщин. Выигравший полемику-турнир будет, несомненно, награжден телом лучшей из них, уйдет с ней в февральскую поземку. Эд в любом случае должен был остаться с Анной.

С дня рождения Черевченко ушел рано и один, в дверях хитро подмигнув новорожденному.

— Я хотел бы прийти послушать твои стихи, Эд. Без толпы, разумеется… — кивнул он на остающихся. Они договорились.

Через пару дней он пришел с Филатовым. Они настолько часто появлялись вместе, что их считали близкими друзьями, что не соответствовало истине. Эд прочел им только что написанную поэму «Птицы Ловы». Поэма — страннейшее произведение, повествующее о борьбе героев Александра и Павла с птицей — «пичугой М.» — поразила не очень изощренное воображение вполне нормальных товарищей Черевченко и Филатова.

— Так писать нельзя, — хмуро сказал Аркадий Филатов.

— Почему же? — осведомился автор.

— Это не стихи.

— Почему же не стихи. Есть и ритм, и даже точные рифмы там и тут.

— Стихосложение — это игра, у которой есть свои правила. Ты же отказываешься следовать правилам. То, что ты написал, — интересно, но это не поэзия…

Черевченко поблагодарил, сказав, что он поражен. Коллеги прослушали еще несколько стихотворений Лимонова и ушли хмурые, сославшись на назначенное деловое свидание. Эд же был готов читать еще.

И вот весной Черевченко пригласил Эда поехать в командировку по заданию «Правды Украины». «Какой все-таки хороший парень Сашка», — подумал тогда Эд. Более циничному, чем герой, автору, привыкшему искать под каждым хорошим парнем замаскировавшегося злодея, кажется, что у приглашения был другой мотив. Возможно предположить, например, что два коллеги-поэта отреагировали на обеспокоившие их стихи по-разному, но в сущности цель этих реакций была одна — отделаться от стихов, вычеркнуть их, тревожащие, из жизни. Аркадий Филатов успокоил себя, зачислив тревожащее в категорию непоэзии, Черевченко же решил приблизить к себе автора. «Раскусив» автора, отделаться тем самым и от его странных произведений, чтобы опять верить в себя и продолжать писать обычные стихи о республике медуз.

Маршрут командировки привилегированный Черевченко выбрал сам. Харьков — Бердянск — Феодосия — Алушта — Ялта — Севастополь. Хорошенький, прекрасненький, солнечный маршрутик. Их все время сопровождали в поездке солнце и ветер. В Бердянске по солнцу и ветру они отправились прямиком в обком партии и вошли туда следом за генералом с алыми лампасами, приехавшим в лаковом автомобиле. Нахальный Сашка вбежал в обком по пятам генерала, испугав его. Фотограф Эд бережно поддерживал на боку кофр, набитый, впрочем, не фотоаппаратурой, но его личными вещами. В кофре лежали зубная щетка, паста, полотенце, несколько пар чистых носков, трусики и, разумеется, блокнот, в котором поэт намеревался записывать путевые впечатления. Сам секретарь обкома (Первый!) принял специального корреспондента крупнейшей украинской газеты и его фотографа, одетого в необъятный, доходящий фотографу до колен свитер цвета старого болота… Невероятно, но факт — путешественник водрузил на нос новенькие очки без оправы, только сверху стекла были схвачены позолоченной рейкой. Очевидно, поэт желал хорошо рассмотреть города, в которых ему предстояло