Тропа предела - Антон Валерьевич Платов Страница 25

ибо не будет сильным не знавший мечтаний. Я буду говорить с ним о языках поэзии: закрыта Тропа для не знающих Слово. Я встаю с ним рядом, я поднимаю руки, я смотрю на Запад: там, за чертой небосвода, увидит ли воин Начало? Воина у грани Света спрошу я о Тьме: не сделает шагу бегущий от боли. Вставший — увидит Дорогу; шагнувший — Слово услышит; запевший — пройдет сквозь Звезды, — воина у грани Света я спрошу о Тропе Предела…

Он замолчал, и некоторое время в каменной зале было совсем тихо, только чуть слышно потрескивал на стене горящий факел.

Потом Фреоган шагнул к замершему юноше и опустился на одно колено.

— Я приветствую тебя, о Финн.

3

Миде, окрестности Тары

конец осени года 1465 от падения Трои,

утро последнего дня перед временем Самайна

Они остановились, когда после очередного поворота дороги показалась цель их пути.

Великий город Верховных Королей поднимался прямо перед ними, — окруженный кольцами валов и стен, из-за которых поднимались чертоги Дома Красной Ветви с крышами, отделанными красным и золотым. У восточных ворот, к которым вела дорога, толпился всевозможный люд.

— Тара, — тихо произнес Кинон.

— Город королей, магов и воинов, — проговорил Ойсин. — Город великих.

Финн молчал, разглядывая первый город Ирландии; потом вдруг повернулся к придорожным кустам:

— Выходи, Фиакул. Я давно тебя вижу.

Раздался короткий, более похожий на рык, смешок, и из кустов на дорогу выбрался огромный воин с полубезумным выражением лица. К удивлению Финна, одежда на нем была почти новой и не лишенной украшений, а вооружение — практически полным: боевой нож, палаш, копье, маленький окованный бронзой щит.

— Приветствую тебя, мой Вождь, — сказал он. — Я знал, что ты уже готов, что ты не пропустишь этого Самайна. Ты идешь убивать МакМорна?

Вождь помолчал.

— Не знаю, Фиакул. Но я иду.

ГЛАВА 2

СЛОВО ВЕРХОВНОГО КОРОЛЯ

1

Тара, первый день времени Самайна

года 1465 от падения Трои

Огромный главный чертог Дома Красной Ветви был переполнен. Кормак сын Арта, Верховный Король Ирландии, восседал на застланной расшитыми тканями скамье в дальнем от входа конце залы; четверо Королей сидели по обе стороны от него. Кайпре, маленький сын Верховного Короля, играл у его ног с выкованным из золота яблоком. Двое мальчиков из княжеских домов Острова, стоя позади Короля, держали его оружие: копье, большой меч, пук дротов и щит, окованный красным и белым золотом. Рядом с Королем Фиахт, его друид, пытливо осматривал чертог, выискивая глазами сам не зная что, — ему было тревожно.

Поблизости от Королей сидели Вожди кланов, князья Ирландии, со своими избранными людьми; дальше — ближе к выходу — толпились без особого разбору барды, маги и воины, допущенные в Дом Красной Ветви в первый день празднования Самайна. Точнее — в первую ночь, ибо солнце только что скрылось за горизонтом…

Верховный Король был мрачен. Его уже неделю терзали воспоминания о старых временах, старых друзьях… о событиях тех времен, когда он только становился тем, кто он есть сейчас. И предсказания, сделанные накануне по поводу предстоящих празднований, сулили что-то… Друиды не решились точно сказать, что именно…

В зале говорили в полный голос: кто-то из бардов пел, но все знали, что это лишь заполнение времени перед началом праздника, — настоящая музыка будет потом, для этого отведены особые Дни.

Пора начинать, — подумал Верховный Король, — начинать с церемонии, которая — увы! — является непременным атрибутом Королевского Самайна уже четырнадцать лет. Этот год будет пятнадцатым… 

Кормак сын Арта поднял правую руку.

Немедленно смолк бард; вслед за ним — люди, сидящие ближе всего к Королям. За ними смолк весь чертог.

— Фиахт, — сказал Король.

Друид Верховного Короля поднялся со своей скамьи.

— Люди Ирландии, — он заговорил негромко, но голос его эхом отдавался в стенах главного чертога Дома Красной Ветви. — Люди Ирландии! Уже много лет мы не начинаем празднование Королевского Самайна, пока не будет поведана всем собравшимся в Доме Королей история разорения укреплений Тары…

История разорения укреплений Тары, — подумал Кормак. — История королевского позора… Никто не понимает, что это — история утраты