Непонятный роман - Иван Валерьевич Шипнигов Страница 24

– Иван, зря я с тобой не поспорил на десять кулей шишек. Потому что вот – МКАД! Москва!

– А ты не видишь эту толпу и полицейские машины?

– Митинг, наверное.

– А ты давно видел митинги?

– Ну, или праздник какой-нибудь муниципальный. Рядом с праздником всегда много полицейских машин.

– Давай свернем и спрячемся.

– Да зачем? Дорога же не перекрыта. Просто стоят на обочине. Авария, скорее всего.

– И поэтому толпа народа? Сворачивай в лес, пожалуйста, Лёнич. Давай спрячемся.

– У тебя паранойя?

– У меня паранойя только у трезвого. Если я чего-то боюсь, значит, это на самом деле страшно. А сейчас я очень боюсь. Сворачивай в лес, пока не поздно.

– Слушай, ну не смешно уже. Я устал и хочу домой.

– Ты видишь? Видишь?

– Да. Что там происходит?

– Давай мы узнаем об этом потом.

– А куда тут сворачивать?!

– Разворачивайся!

– Права отберут.

– Ну ты видишь, что полиция сейчас занята?

– Ладно. Спрячемся в лесу. Может, новости скоро будут.

– Как ты собрался среди всех последних новостей найти новость об этом? Она затеряется.

– Мы тоже затерялись. Сейчас, может быть, это и к лучшему.

– Кажется, ты начинаешь что-то понимать.

– Кроме одного: что это за туман? Он рассеялся на пять минут, как будто специально, чтобы мы увидели это. А сейчас опять затягивает.

– Разъяснило.

– Чего?

– Когда туман рассеивается или гроза проходит, у нас говорят «разъя́снивает». Но сейчас еще рано так говорить.

– У этого всего должно быть какое-то объяснение.

– Ты так говоришь, как будто у всего остального, что сейчас происходит, есть какое-то объяснение.

– Сейчас встанем в лесок, успокоимся и подумаем.

– А что тут думать. В Москву нам сейчас не надо. Хотя мы туда и не можем.

– Ты можешь хоть что-нибудь объяснить?

– А ты?

– Я же не ты, со мной раньше не происходило того, чего не может происходить…

– Это ты со мной связался потому что. Я Соне тоже постоянно так говорю. С теми, кто связывается со мной, начинает происходить то, чего не может происходить.

– Я уже понял… Ты не боишься за нее?

– Боюсь, но так, нормально. Боялся бы по-настоящему, если бы она собралась в Израиль.

– Мы с Таней тоже думаем, но насчет Германии.

– Этого я тоже боюсь.

– Почему?

– Если все уедут, то кто останется?

– Да не уедут все. Даже мы с тобой не можем сначала уехать из леса, а потом вернуться в него.

– Вот этого я всю жизнь и боюсь. Что сначала надо будет уехать, а потом придется вернуться. Возвращаться – вообще самое лучшее, но для этого надо сначала уехать. А это всегда тяжело.

– Мысли Ивана опять пошли.

– Потому я и уговариваю тебя съездить, чтобы потом испытать удовольствие вернуться. Путь важнее цели. Поиск ценнее клада.

– Так, все. Здесь встанем. Успокоимся и подумаем, что делать дальше.

– А что ты машину почти на дороге поставил? Загони ее поглубже в кусты.

– Я сейчас тебя загоню поглубже в кусты. Что делать будем?

– Что? Пойдем искать.

– Что искать?

– То, что сначала поехали искать. Мы вернулись в начало пути.

– Ты поехавший?

– А что? Ты посмотри, место самое подходящее. Вроде лесок, но и город близко. Забор какой-то непонятный бетонный. Тропинка, и вон арматура торчит, как та, об которую я тогда ботинок порвал. Пошли. Все равно до вечера мы в Москву не попадем.

– Да почему до вечера?

– Потому что утро иногда наступает совсем не тогда, когда ты его ждешь.

– Все, я правда в последний раз с тобой езжу.

– Ты же знаешь, все так говорят – «в последний раз».

– Ладно, пошли опять в лес, там безопаснее. А как ты собрался искать?

– По ощущениям, по приметам. Бутылки, бумажки, пачки из-под сигарет.

– А найдем опять коньяк или орешки.

– И то хлеб.

– Кстати, вот что-нибудь поесть бы найти.

– Я не хочу, у меня бухло, наоборот, отбивает аппетит.

– Я рад за тебя. А я бы поел чего-нибудь.

– Орешки остались, пощелкай их.

– А как их щелкать, ты говорил?

– Не как семечки, а поперек. Но я сам никогда не умел, просто расковыривал их.

– Еда, которую нужно еще расковыривать…

– Я с детства привык, что еду нужно добывать.

– Вот я, кстати, всегда удивлялся: вроде унылый подмосковный лесок, а на пятьсот метров вглубь зайдешь – и уже какая-то сказочная тайга.

– Не, тайга не сказочная, в смысле не страшная. А тут опять сказочный лес, да.

– Вот, кстати, насчет «сказочный»: знакомые рассказывали, что находили случайно у себя в подъезде. А чтобы так, канонично, в лесу случайно найти и украсть чужой клад – не думал, что может такое быть.

– Ну, ты знаешь, что я сейчас скажу, да?

– Да. Но ты же все равно скажешь.

– Могу не говорить. Могу про девушек рассказать.

– Про каких?

– Про своих. Когда мысли страшные, я всегда начинаю о женщинах думать.

– Так ты про девушек или женщин хочешь рассказать?

– Могу и о тех, и о тех. У меня их, оказывается, много было. Это мне Соня потом объяснила. Видимо, чтобы мне совсем грустно не было оттого, что женился.

– Давай остановимся на чем-то одном.

– В общаге была общая кухня на этаже. Кирич мне там объяснял, какие пельмени лучше жарить, а не варить.

– Ты же про девушек хотел? А, ты подходишь к этому.

– Да.

– Только можно, пожалуйста, без кулинарных метафор.

– Слушай, давай машину хотя бы листьями забросаем. Она же у нас каршеринговая, платить потом за нее.

– Сейчас тебя листьями забросаю.

16:49 «Крейцерова соната»

– Я тоже женился в тридцать пять и тоже на Софье. А до тридцати пяти – тоже пьянство и разврат, конечно.

– Так про пьянство или про разврат ты сейчас хочешь?

– Сейчас про свадьбу, ты же спрашивал.

– Таак. Значит, ты женился как Толстой?

– Не совсем. Я недавно снова перечитывал «Крейцерову сонату». Страшное произведение, конечно.

– Напомни вкратце нашим зрителям сюжет.

– Ну какой там сюжет. Человек, больше всего в жизни любивший женщин и плотскую любовь, в старости лишился ее, но не разлюбил.

– Кого?

– Любовь. Именно плотскую.

– Оок.

– И тогда от обиды и раздражения он написал, что плотская любовь – это плохо. А женщины главное зло.

– А, ты про самого Толстого.

– Конечно.

– Мне кажется, ты упрощаешь. А как же тонкость чувств, сложность переживаний, всякие оттенки, свойственные русской классике?

– Мне кажется, ты просто не читал.

– Я прочту обязательно. Я так понимаю, через «Крейцерову сонату» ты подходишь к своей свадьбе.

– Нет. Просто грустно стало от этой «Сонаты». Видно, как он хочет этой плотской