Токио. Станция Уэно - Ю. Мири Страница 20

«Выставка “Розы Редуте”»[77]

На плакате был изображен крупный розовый цветок. Множество его лепестков накладывались друг на друга, образуя бутон – чем-то это напоминало листья капусты, который к центру становился все краснее, и, казалось, будто самая яркая часть – алая, точно ободранная коленка, скрывается в сердцевине, под этими лепестками. Гибкие желтоватые стебли и чашечки еще не раскрывшихся бутонов были усыпаны множеством мелких шипов.

В сувенирном магазинчике Художественного музея Мори несколько женщин лет шестидесяти-семидесяти рассматривали носовые платки, кошельки для мелочи, открытки, почтовую бумагу и веера с узором из розочек. Они вертели их в руках, что-то в итоге покупали.

На выставке было представлено сто шестьдесят девять работ Редуте, французского придворного живописца начала девятнадцатого века, на всех изображены розы.

Следуя указателям, по экспозиции медленно шли две женщины. Они болтали о чем-то своем, мало обращая внимания на картины с розами.

– Да уж, у меня в жизни в последнее время творится что-то невообразимое.

– Такэо ведь чужих к этому не подпускает.

– Да, все сам контролирует. А поскольку я не помогала ему, то и прав у меня никаких, да и деньги нужны, на больницу-то.

– Ну, в чем-то Такэо прав. Да только вот на одном этом долго не протянешь.

– Я подумывала у него спросить, но он ведь и рта мне не даст раскрыть…

– Он же сказал, что это их дело. В конце концов, они тебе даже не родственники – просто семья мужа, разве нет?

– Вот он и не хочет чужих вмешивать. А раз так, выходит, и я ему чужая?

– Вообще-то, да. В кровном родстве вы не состоите.

Роза Галлика пурпурно-фиолетовая, иначе – роза епископа… Одна уже отцветает, ее фиолетовые лепестки начинают темнеть и заворачиваться к внешнему краю, другая только распустилась, она пока красновато-лилового оттенка…

– Значит, в Накано уже не едешь?

– На вулканы Яцугатакэ? Нет, куда мне теперь. Я не могу. Мы ведь каждый год туда с Такэо вдвоем отправлялись.

Роза Пумила, иначе – роза любви… Пять фиолетово-розовых лепестков, а посередине – желтая сердцевина с пестиком и тычинками, яркая, будто фонарик…

– Он в последнее время звонит, только чтобы в очередной раз заявить, что еще не впал в деменцию.

– Ну, если бы впал, то и не звонил бы, наверное.

– И все-таки. Он теперь сам не свой. А со мной и вовсе как со служанкой разговаривает. «Мияко, чаю налей!»

– Да уж, чего только в жизни не бывает.

– Все это ужасно. И для него, и для окружающих.

Роза Галлика версиколор. Она же «роза Мунди», полосатая роза из Провена… Лепестки в красно-белую полоску, как у тюльпана, по центру еще не открывшиеся – там на них попало немного пыльцы с тычинок, добавившей желтоватого оттенка…

Роза Галлика регалис, иначе – роза королей… Множество бледно-розовых лепестков, пышно, но при этом неравномерно распределенных по бутону, скрывают сердцевину цветка…

– Такэо прислал набор для быстрого приготовления карри и рагу. Интересно, к чему бы?

– Для праздника Бон что-то рановато. Да и вы все-таки еще официально в браке, так что странно все это.

– Еще и подписал – «с благодарностью».

– «С благодарностью»? За что же? Выходит, он все-таки решил поставить точку? Вы ведь уже полгода как вместе не живете.

– Еще и не просто какой-то карри, а от «S&B»[78]. Практически как из ресторана.

– А, это те самые, что «от осэти[79] до карри – вкуснее не найти!».

– Нет, это из рекламы «Cookless Curry»[80]. Впрочем, все равно оставлю, пригодится на случай землетрясения – кто его знает, где в следующий раз приключится – то ли в Нанкайской впадине[81], то ли прямо под Токио.

– Кстати, карри отлично идет с онигири[82].

– Онигири?

– Правда, очень вкусно!

Роза Альба регалис, иначе – девичий румянец… Белая, с едва заметной розовинкой, которая к центру становится все ярче…

Роза Альба флоре плено, иначе – роза Йорков… Белоснежные лепестки отливают жемчужным перламутром. Табличка гласит, что именно этот цветок стал символом дома Йорков в Войне Алой и Белой розы. Женщины, однако, проходят мимо, бросив на картину лишь мимолетный взгляд тусклых глаз. Они все беседуют о своем.

– И все-таки тебе лучше поскорее серьезно поговорить с Такэо.

– Так ведь и сын с женой живут у меня. За внуками смотреть нужно.

– Ну, раз при внуках нельзя, так позови его куда-нибудь, хотя бы в кафе. Туда, где лишних ушей не будет.

– Разве о таком говорят в кафе? Даже не знаю…

– Тогда, может, в парк? Пройдетесь по Уэно да пообщаетесь, никто и внимания не обратит.

– Как-то неудобно это. В парке – будто студенты какие-то.

– И что же тогда делать?

– Придется все-таки звать домой…

Роза Галлика флоре марморео, иначе – мраморная роза Провена… Двойные оранжево-розовые лепестки покрыты белыми пятнышками, точно шкура олененка…

Роза Инермис, вьющийся цветок без шипов… Лепестки то ли абрикосового, то ли розоватого оттенка раскрыты так неряшливо, что больше напоминают бумажные цветы, которыми украсили доску в классе по случаю выпускного… Пять или шесть бумажных носовых платков складывают гармошкой, а потом скрепляют посередине резинкой и расправляют каждый получившийся лепесток…

В моей родной деревеньке Ясава никто не выращивал розы.

Первой розой, что попала мне в руки, стала та белая, из «Синсэкай».

В Токио я только и делал, что работал – меня не волновало то, что обо мне думают другие. Выпивка, азартные игры и продажные женщины тоже меня не интересовали. Я в целом старался не общаться с противоположным полом – боялся, что столичные девицы засмеют меня за провинциальный акцент, так что даже перед продавщицами в магазине лишний раз старался не открывать рта.

Регулярно захаживать в кабаре в «Синсэкай» я начал на третий год после смерти Коити. Мне тогда было около пятидесяти.

В то время мы строили стадион недалеко от парка Хиросаки. После работы я шел по району ночных заведений – там их было не меньше трех сотен, и взгляд мой остановился на розовой неоновой вывеске «Синсэкай». «Новый мир». Я застыл у входа.

Будь это я десятью годами ранее – ни за что бы не поверил. А теперь я спокойно зашел внутрь в одиночку и договорился с администратором. Хоть я был в покрытой грязью рабочей одежде, никто не посмотрел на меня косо.

Я сел на диван и принялся ждать хостесс. Сбоку от пепельницы стояла небольшая вазочка, а в ней – одинокая белая роза. Я засомневался, настоящая ли она, и, чтобы проверить, достал цветок и понюхал. В этот самый миг ко мне подсела девушка.

– Простите за ожидание. Меня зовут Дзюнко.

Занервничав, я тут же вернул цветок на место.

– Любите розы? – спросила она. Говор ее чем-то напоминал мой.

– Да нет, просто хотел проверить, искусственная или нет, вот