Шанс его жизни - Софи Астраби Страница 19

Она улыбалась, когда говорила, и говорила, когда улыбалась. Она соглашалась, когда ей предлагали подлить вина, которое она находила восхитительным, говорила «с удовольствием», а не просто «да», кивала, когда слушала, и искренне смеялась над шутками, даже не самыми смешными. Она задавала вопросы, выслушивала ответы и имела обоснованное мнение по самым разным вопросам. В ней идеально сочетались сомнения и уверенность, была та самая золотая середина, края которой никто никогда не определял. Она не говорила, что любит смотреть на луну, как будто она единственная в мире, кому это нравится.

Она рассказала о своем детстве, проведенном в деревне в окружении животных, и о работе, которой хотела заниматься с ранних лет. Она хотела бы их избавить от избитой истории о том, как потеря домашнего питомца определила ее жизнь, но ей приходится признать, что смерть кролика в ее пять лет сыграла решающую роль в выборе профессии. Когда становишься взрослым, трудно не попытаться любой ценой залечить детские травмы, добавила она с легким смешком, которым прикрывала смущение.

Станислас, возможно, на полсекунды потерялся в ее глазах и увидел в них нечто, чему не мог дать определения, но что его почему-то обеспокоило. Он поднялся с кресла и предложил Ингрид выйти в сад и выкурить по сигарете.

– Я не…

– Пока Лоран готовит кофе, – добавил он.

– Хорошо. Я только возьму пальто.

Они вышли на террасу, и он протянул ей пачку жевательной резинки, признавшись, что тоже не курит. Ему нужен был свежий воздух, но теперь, когда они оказались на улице, он пожалел о своей затее. Он не знал, что сказать Ингрид, и она, несомненно, это почувствовала, потому и заговорила первая.

– Я уже в третий раз за неполные два месяца оказываюсь на подобном званом ужине, – призналась она с полуулыбкой. – Не понимаю, почему людей так волнует чужое безбрачие.

– Они пытаются таким образом справиться с собственными тревогами.

– Наверняка. Тем не менее я трачу больше времени на поиски алиби, чем на поиски мужчины. Бывали случаи, когда я притворялась, будто у меня кто-то есть, просто чтобы меня оставили в покое. Но долго так тянуться не может. Воображение не самая сильная моя сторона.

Ингрид была привлекательной женщиной, она соответствовала стандартам красоты, которые можно увидеть в журналах или на рекламных плакатах. Ужин был приятным. Даже интересным. Станислас узнал, что Луна вращается вокруг Земли с той же скоростью, с какой она вращается вокруг своей оси. Поэтому с Земли всегда видна одна и та же ее сторона. И одна и та же сторона всегда скрыта. Он не знал почему, но эта информация его обеспокоила. Он подумал, что если мы всегда ведем себя с близкими одинаково, то какую-то их сторону всегда упускаем. Он посмотрел на Лорана, потом на Валери и спросил себя, какова же невидимая сторона тех, кто вращается вокруг него. Он подумал о Сарре.

– Но в кои-то веки я провела прекрасный вечер, – сказала Ингрид, глядя в глаза Станисласу.

– Я тоже, – ответил он.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, а затем стеклянная дверь распахнулась, и из нее высунулась голова Лорана, чтобы объявить, что десерт уже ждет. Вечер затянулся допоздна, и Станислас чувствовал себя прекрасно.

Единственное, что ему казалось невыносимым, – это делать вид, будто он не замечает довольных взглядов, которые Лоран бросал на Валери. Он был уверен, что нашел ту, которая идеально подходит Станисласу. И это, несомненно, было правдой.

Но все же было кое-что еще. Сущая мелочь.

Дважды за вечер Станислас назвал Ингрид Саррой.

34

– Ну что? Как она тебе?

– Кто?

– Перестань. Ты прекрасно знаешь кто. Ингрид.

– Ах да, она приятная.

– Приятная? И это все? Ты смеешься?

– Ну, она красивая женщина.

– Стан, это не женщина, а золото. И я говорю так не только потому, что она моя кузина, потому что, строго говоря, она мне даже не кузина. Но неважно. Она красивая, веселая, умная. А ты знал, что она считает все подряд, как ты?

– Как это?

– Да ладно, не валяй дурака. Когда ты заявляешься куда-то, ты начинаешь считать все, что попадается тебе на глаза. Стан… сколько уже?.. Двадцать лет как мы дружим? Думаешь, я не знаю тебя наизусть? Думаешь, я не знаю, что в ресторане ты всегда занимаешь место напротив выхода? Что ты всегда чихаешь два раза кряду, а третий раз у тебя не получается? Что когда ты берешь в руки какой-нибудь предмет, ты всегда пытаешься прикинуть, сколько он весит? Что ты ненавидишь бананы, но можешь убить за хороший сыр? Что ты не веришь в Бога, но, когда дела идут неважно, ты идешь в церковь и садишься там в последнем ряду? Что, выбирая книгу, ты всегда просматриваешь седьмую страницу? И что, кстати, у тебя есть пунктик по поводу этой цифры, семерки, но ты никогда не объяснишь мне это, потому что помимо всего того, что я только что сказал, ты парень, полный секретов и недосказанностей. И знать тебя – это скорее тебя угадывать.

Станислас отвернул голову к окну. По ту сторону стекла, на противоположном тротуаре, мужчина и женщина обнимались так, словно не виделись много лет.

– Вот видишь, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. И я говорю тебе, что эта баба просто создана для тебя.

Лоран улыбнулся.

– Что? Почему ты улыбаешься?

– Ну, например, я знаю, что ты ненавидишь слово «баба».

– Естественно, это не слово, а звук.

Станислас все рассматривал пару, пытаясь угадать их отношения. Поскольку он знал только созерцательную любовь, он полагал, что демонстративная любовь бывает только в начале историй. В конце концов, его мать всегда смотрела на его отца, как люди смотрят на море. Море без ветра.

– Ты все еще встречаешься с той девушкой? – спрашивает Лоран.

– С Саррой?

– Да.

– Да.

– Ты узнал о ней что-нибудь?

– Да.

– И?

Станислас сделал вид, что удивлен временем на своих часах. Прежде чем он успел произнести хоть слово, Лоран перехватил инициативу.

– Только не начинай пудрить мне мозги. Я только что сказал тебе, что знаю тебя наизусть, и ты пытаешься сыграть со мной такую штуку?

– Ко мне должен прийти мастер, котел что-то барахлит.

– Поверить не могу, – сказал Лоран, вскидывая руки к небу.

Но Станислас уже собрал вещи и, не оглядываясь, ушел.

35

1992–1993

После уроков Сарра и Станислас иногда, чтобы побыть вместе, гуляли в одном из городских парков, но недолго, их обоих ждали к ужину.

– Я люблю сидеть перед каруселями, – сказала однажды Сарра. – Особенно перед этой. Если присмотреться, то можно увидеть, что каждая фигура в виде транспортного средства на ней взята из какой-нибудь книги Жюля Верна.

Прозвенел колокольчик, и карусель завертелась.

– Вон, смотри: воздушный шар, подводная лодка, а еще самолет, ракета и старый трамвай. Еще есть лев из африканской саванны и сибирский тигр. Ну и, конечно, лошади, но этого я уже не понимаю. Когда можно прокатиться на воздушном шаре или на ракете… Ну, допустим, кто-то очень любит животных… но как можно выбрать пони, когда есть лев? И, опять же, это еще куда ни шло. Иногда бывают карусели вообще с велосипедами… О чем думают родители, чей ребенок на карусели выбирает велосипед? Я, во всяком случае, знаю, что бы я сказала. Ребенок, который садится на велосипед, когда может сесть в самолет… – честно говоря, что его ждет в жизни? Меня это просто выводит из себя, я ищу хоть какого-то объяснения. Раньше я искала им оправдания, но теперь они наводят на меня такую тоску… Поэтому, когда я вижу ребенка, залезающего на велосипед, я просто ухожу. Я сдерживаюсь, чтобы не подойти к нему и не сказать, что, если он будет продолжать в том же духе, он угробит свою жизнь наилучшим способом. Но я не их мать и не могу спасти их всех. На этой карусели, по крайней мере, даже если ребенок не хочет прилагать усилий и садится на лошадь, можно представить себе, что это дикий жеребец, а ребенок – самый