Любовь в Сочи, мопс и белые ночи - Женя Онегина Страница 19

Я гнался за ней, упиваясь азартом погони, отлично зная, что в конце меня ждет награда.

Адреналин выжигал кровь.

А я несся вперед, способный думать только о том, как поймать бесстрашную девчонку.

Пока не увидел ярко-розовый сноуборд на белоснежном снегу далеко внизу.

– Так, Ремизов, хватит! Причаливай и на берег! – крикнула Шарапова, и я вздрогнул, нехотя возвращаясь в реальность. – Мальчики, не расслабляться! Лодки тащим наверх. Потом все остальное. Девочки, не забываем весла!

Я плавно подошел к берегу. Алиса выбралась из байдарки следом за мной, поскользнулась и неловко плюхнулась в воду.

Посмотрела на меня чуть обиженно. Я подал ей руку и дернул вверх, заставляя подняться.

Девчонка неуклюже переступила с ноги на ногу и обхватила себя за плечи.

– Холодно? – спросил я. – Давай бегом переодеваться. Простудишься еще!

– А ты?

– Байдарки проверю и иду.

– Я п-помогу, – предложила Алиса.

Губы у нее были синие-синие, и я рявкнул:

– В лагерь! Живо!

Она насупилась, но спорить не стала.

На то, чтобы вытащить байдарку из воды, обсушить и поднять к стоянке, ушло минут десять. В промокшей насквозь одежде было неуютно и зябко. Я наскоро проверил все суда и почти бегом направился к своей палатке. Ребята уже разожгли костер. Девушки, кутаясь в сухие флиски, грелись у огня. Чудовище самозабвенно грыз палку, но, завидев меня, бросил свое занятие и засеменил следом, видимо, в надежде выпросить вкусняшку.

Алиса скользнула по мне взглядом и вдруг залилась румянцем. В груди почему-то стало тесно.

Я наскоро переоделся в сухое, натянул теплые носки и кеды. Порывшись в рюкзаке, нашел пакет с сушками, одну сгрыз сам, запив водой из фляги, вторую бросил мопсу. Упал на спальник спиной и уставился в потолок, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

Да что со мной такое?!

Нужно было выбираться из своего укрытия, но попадаться Алисе на глаза отчаянно не хотелось. И одновременно хотелось схватить ее в охапку, усадить к себе на колени и больше никогда не отпускать.

– Стареешь, Ремизов! – прошептал я. – Теряешь хватку. Домашняя девочка Алиса тебе не по зубам.

Мопс посмотрел на меня немигающим взглядом бусинок-глаз, оглушительно чихнул и заскулил:

– Свят, прекрати мучить собаку! – донесся снаружи Катин голос. – Ты рискуешь остаться без ужина, капитан!

Пришлось снова идти к людям.

Ужин прошел на удивление тихо. Все-таки все прилично вымотались за последние дни и от общения тоже устали. Никита безропотно съел свою порцию картошки с тушенкой, а сухарь отдал чудовищу. Пока мопс хрустел полученным угощением, мальчик прижался к боку Ирины и уснул. Анатолий хотел отнести его в палатку, но Катя сказала:

– Еще успеете. Пусть отдохнет, и у костра теплее.

Федосеев-старший нехотя согласился.

Я грел руки о горячую кружку и, прикрыв глаза, сквозь высокое пламя смотрел на Алису. Девушка выглядела сонной. Она положила голову Еве на плечо и внимательно слушала Сашу Петрова.

Я с трудом подавил колкое недовольство, допил чай и поднялся. Воланчик дохрустел сухарем и кинулся ко мне.

– Составить вам компанию? – спросила Катя.

– Мы недалеко, – заметил я.

– Мне несложно.

Я пожал плечами.

Спускаться к реке мы не стали. Наоборот, пошли вглубь соснового бора, чтобы заодно проверить наличие соседей. Чуть дальше от реки была оборудована еще одна стоянка. Но она оказалась пустой.

– Свят… – позвала подруга.

– Что? – спросил я и уселся на поваленное бревно, готовый слушать нотации.

– Я знаю, не мое это дело…

– Не твое, – легко согласился я.

Катя покраснела и опустила глаза.

– Ты мой друг, Ремизов. А Алиса мне нравится. Милая девочка. И я не хочу, чтобы вам обоим потом было больно.

– Будет больно, Кать, – заметил я. – Обязательно будет. Поздно.

– Ты ее сломаешь! Отступись, Свят. Она не выдержит.

– Не могу, Катька. – Я обнял подругу за плечи и прижал к себе, Шарапова уткнулась в меня носом и замерла. Я осторожно погладил ее по спине. – Мне тепло рядом с ней, понимаешь? Я хочу отогреться, Кать.

– А ее тебе совсем не жалко?

Отвечать не хотелось.

Но я схватил верную подругу за затылок, сталкивая нас лбами, и признался:

– Я боюсь, Кать. Я боюсь замерзнуть навсегда.

– Алиса – не Мика, Святик, – напомнила Катя шепотом и погладила меня по щеке. – Ты ее сломаешь.

Она мягко отстранилась, посмотрела на меня с сочувствием и поднялась.

– Дай мне пару минут, – попросил я.

– Конечно, – ответила девушка. – Только не задерживайся. Я волнуюсь.

– Не нужно, Кать. Я большой мальчик.

– И глупый, – усмехнулась Катя и пошла к стоянке.

Между мной и Шараповой мопс выбрал того, кто наверняка его покормит, и бросив на меня немного смущенный взгляд, Воланчик побежал в сторону лагеря.

Хотелось курить.

А еще направить куда-то безумную энергию, которая плескалась на кончиках пальцев, вызывая нервную, почти болезненную дрожь во всем теле.

Но рядом не было ничего, что помогло бы мне справиться с адреналиновым выбросом.

Единственным выходом казалась река.

Я обошел лагерь по дуге, потом опомнился и вернулся к стоянке. Игнорируя разъяренный взгляд Шараповой, я шепнул Ивану, что спущусь к воде, захватил из своей палатки полотенце и начал осторожный спуск.

Я совсем не удивился, увидев на одном из валунов Алису. Девушка сидела, обняв колени руками, и смотрела на бурлящую воду.

В застывших сумерках белой ночи оглушающе грохотал порог. А я любовался девчонкой, пытаясь справиться с безумным ритмом собственного сердца.

Наконец она заметила меня и испуганно вздрогнула.

– Святослав? – позвала несмело, и я подошел ближе.

– Нельзя сидеть на холодных камнях, – напомнил я немного сварливо. – Поднимайся!

Алиса посмотрела на меня как-то странно, но встала на ноги и теперь смотрела на меня сверху вниз с легкой усмешкой, в которой чувствовался вызов.

Я улыбнулся и протянул к ней руки.

Она задумалась на долю секунды и скользнула в мои объятия.

На этот раз между нами не было спасательных жилетов. Только тонкая ткань костюмов, через которую я чувствовал ее дрожь и жар ее тела, так похожие на мои.

Река грохотала.

И сердце стучало в висках.

А я смотрел на приоткрытые девичьи губы и не мог, не видел смысла сопротивляться.

Алиса целовалась неумело. Осторожно, словно с опаской. И я позволял ей везти, боясь спугнуть и сдерживая собственное желание.

А потом она спросила глухо:

– Я навязываюсь, да?

Я обхватил ее щеки руками и осторожно ловил губами соленые горячие слезы.

Теперь я точно знал, это они.

Я целовал ее острые скулы и веснушки, за эти дни появившиеся на светлой коже.

Сминал податливые губы и шептал глухо:

– Я схожу по тебе с ума,