Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин Страница 17

— Конечно, каждая хозяйка заранее оленей присматривает, чьи шкуры на одежду пойдут! Этих оленей мы в августе забиваем, после линьки, когда у них новая шерсть появится. Шерсть эта короткая, блестящая, долго одежда из таких шкур не изнашивается. Правда, малицы Гавриле и сыновьям я каждый год новые шью. Волос олений ломкий, зимой линяет, такая старая малица и не греет вовсе! Эти малицы, где одна кожа осталась, без меха, летом носят: их комар и мошка прокусить не могут.

— А почему жилами оленьими шьете, а не нитками? — снова спросил Горн, которого этот вопрос особенно волновал: он все еще возился с чехлом для телефона.

— Так нитка или гниет быстро, или кожу режет, шов рвется потом. А жилка — она лучше всего! Вон посмотри, как Оля шьет: ровно, красиво. Такой шов и воду не пропустит! — с гордостью показала Мария фрагмент орнамента, сшитый дочерью.

— Видел я, как Оля шьет! — вздохнул Горн. — Мне бы так научиться…

— Мария, а женские шапки, нарядные такие, с украшениями, их из чего шьют?

— Шапки-то? Из головы оленя их делаем. Там даже ушки видны, посмотри! — ненка протянула мне тяжелую шапку, отороченную мехом песца. Сверху действительно торчали уши оленя.

— Видишь, уголок правого уха отрезан? Так мы своих оленей метим. Ухо надрезает каждая семья по-своему. Даже если два стада смешаются, легко своих оленей по таким меткам найдем!

— Мария, а эти бронзовые украшения? — я показал на металлические бляхи с орнаментами. — Их мужчины делают?

Ненка отрицательно покачала головой:

— Мужчины себе на пояс обереги вырезают. А эти, на шапке, очень старые! Еще моей прабабке их сихиртя подарили!

— Кто-кто, простите? Это народ такой? Что-то я о нем не слышал…

— Конечно, не слышал! — кивнула Мария. — Сихиртя под землей живут, в Нижнем мире, людям редко показываются. Да и нельзя им долго наверху находиться: глаза-то у них совсем белые стали, оттого что под землей живут. Если сихиртя свет дневной увидят — ослепнут сразу! Сами эти сихиртя маленькие, но пасут у себя в Нижнем мире огромных животных — Земляных Оленей…

— Мамонт по-вашему этот зверь зовется, — вступил в разговор Гаврила. — Русские говорят, что вымерли мамонты. Но мы-то знаем, что они просто в Нижний мир ушли. Сихиртя их пасут, как мы — оленей, верхом на них ездят. Нарты у них из железа, грохочут страшно! Иногда даже здесь, в нашем мире, слышно — такой гул из-под земли идет! А бывает, хочет пастух-сихиртя на своем мамонте в наш мир проехать, разгонится хорошенько — а мамонт возьмет да и застрянет в мерзлоте! Мы таких мамонтов иногда в тундре находим — торчат из земли бивни огромные! Мы из них детали упряжи вырезаем, рукояти ножей делаем. Ну, ты мой нож видел…

Я кивнул, а Мария вернулась к своей истории:

— Так вот, ночами гуляют женщины-сихиртя в нашем мире. И случается, обронят какую вещь: украшение или оберег. А бывает, специально оставят, в подарок. Они же смотрят, как мы здесь живем, хорошему человеку радуются. У нас поверье есть: найдет женщина подарок сихиртя — всю жизнь счастливая будет! А вот моя прабабка с сихиртя встретилась! Дело было в Месяц Большой Темноты, кочевали они тогда по среднему Полую. И явилась прабабке моей маленькая старушка, в полчеловека ростом, а глаза — белые-белые! Улыбнулась и протянула эти обереги. Прабабка моя взяла, стала разглядывать. А когда обернулась, чтобы спасибо сказать, — сихиртя уже и след простыл…

Я внимательно разглядывал подарки сихиртя. Бронзовое литье, сложные формы, сильно стертый рисунок — все говорило о том, что эти вещи очень древние и явно сделаны не оленеводами, до недавнего времени не знакомыми с обработкой металла…

— Гаврила, скажите, — спросил Горн, — а для мужских поясов откуда металл берете? Ведь на такой пояс уйма латуни и меди уходит! Не рудники же у вас на Полярном Урале?

Гаврила хитро улыбнулся и сказал:

— А вот за это русским спасибо! Много русские в тундре металла оставляют: то обломки вертолета в горах найдем, то вездеход, в болоте застрявший. Такие вот, Горн, у нас «рудники»!

Еттку для Оли

Кочевка на Север, которую мы с Горном так ждали, откладывалась. Приехал бригадир, муж одной из дочерей Гаврилы, высокий мужчина с волевым обветренным лицом. Николай — так звали бригадира — сказал, что другие стада еще не готовы к кочевке и в сторону Оби они двинутся не раньше, чем через десять дней. Мы с другом грустно переглянулись: время нашей экспедиции подходило к концу, и мы никак не успевали на каслание.

Горн наконец дошил чехол для телефона, и покалеченный аппарат выглядывал из оленьей шерсти, как ненецкий ребенок из колыбели. Я по-прежнему помогал Гавриле чинить нарты: вырезал ножки, делал тонкие подполозки-нярма, — и хозяин все с большим одобрением поглядывал на мои изделия.

— Э-эх, из тебя вышел бы хороший оленевод, Костя! — мечтательно сказал Гаврила, откладывая в сторону скобель. — Руки у тебя золотые!

— Спасибо, Гаврила! — улыбнулся я. — Только вот оленей пасти я так и не научился!

— Ничего, научишься! Летом приедешь, будем далеко кочевать, на Карское море. Там и с упряжкой освоишься, и оленей пасти будешь…

Своего друга я все чаще видел вместе с Олей: Горн помогал девушке собирать снег, колол дрова и даже обрабатывал шкуру для очередной ягушки, с усилием разминая жесткую кожу скребком с тяжелым железным наконечником.

Гаврила с улыбкой поглядывал на Горна и Олю.

— Знаешь, Костя, у нас есть такой обычай. Если парню девушка нравится, он к ней в чум приезжать начинает, по хозяйству поможет, принесет чего… Парни даже женскую работу иногда делают: шкуры мнут, чум собирают. А девушка смотрит на своего ухажера, решение принимает. Парень по обычаю два года приезжать может. Если девушка за два года не согласится стать его женой, больше приезжать нельзя — немил он ей, значит. Так-то вот…

Вечерами, когда Оля шила в чуме, Горн усаживался на мужскую нарту и что-то старательно вырезал из березового бруска.

— Что делаешь, дружище? — спросил я как-то раз, присаживаясь рядом.

— Да вот еттку делаю, доску для вышивания. Если хорошо получится, тебе в музей подарю… — И Горн почему-то вздохнул.

— Да ладно тебе, старик! — улыбнулся я. — Я же все вижу. Для Оли еттку вырезаешь?

Горн кивнул:

— Ты знаешь, она ведь тоже мне подарок делает. Что-то шьет. Я тут хотел подсмотреть, а она смеется, но не показывает…

— Ладно, трудись! — Я положил руку на плечо друга. — Кстати, красивая еттку у тебя получается!

Следующим вечером я вышел из чума, чтобы починить генератор: тот стал работать с перебоями. На