Дом Богачей - Михаил Лопатин Страница 16

помещение? Капелька пота с моего лба упала аккурат в эту щель со светом, как бы в подтверждение, что мне это не мерещится. Я стал шарить руками в поисках какой-нибудь двери в полу и под старым обшарпанным ковром нащупал металлическую крышку, как у городских канализационных люков, только с ручкой. Приложив все силы, потянул люк на себя, поднял и отодвинул его, стараясь не шуметь.

Вниз вел десяток грубых ступеней из камня. Ошеломленный, я подбежал к крохотному оконцу на противоположной стене молельни. Во дворе совсем рядом увидел своего друга Луи, показывающего рукой в мою сторону целой толпе сектантов с факелами, и расслышал:

– Он там, заперся.

Больной ублюдок сдал меня секте с потрохами. Я метался между оконцем и люком, сходя с ума от страха, и в конце концов спустился в подземный проход.

В недрах преисподней

Дышащее сыростью помещение было похоже на обыкновенный погреб, но я был уверен, что неспроста этот ход так тщательно спрятан от посторонних глаз. Узкий коридор был довольно низок, мне со своим ростом приходилось иногда пригибаться. Ход вел еще ниже, куда-то во мрак, я снова достал мобильный с фонариком. По всему угадывалась работа местных – стены так и намекали, что современных строителей сюда никто никогда не пускал. Наспех обтесанные деревянные подпорки удерживали своды. На потолке, с которого падали холодные капли, я даже обнаружил продухи для проветривания этой подземки во избежание скопления газа радона. Я не мог разглядеть, насколько далеко уходит этот тоннель, осторожно двигался вперед и подсвечивал себе под ноги фонарем. В некоторых местах приходилось пригибаться, едва ли не садиться на корточки. Чем ниже я оказывался, тем отчетливее понимал: я уже добрался примерно до горы, скрывающей общину с севера, и сейчас нахожусь где-то под ней. Чем дольше я шел во тьму, тем сильнее давил на меня страх, а вместе с ним и вся эта гора.

Разглядев впереди развилку, я совсем впал в ступор. Сколько всего таили под собой молельня и эта гора? Поворот направо вел в небольшое помещение. Я вошел туда. Яркости фонарика хватало, чтобы от входа осветить все четыре стены. Зато высота потолка здесь позволила выпрямиться в полный рост, и это было здорово, поскольку спина ужасно затекла. Передо мной вдоль всей стены стоял стеллаж с какими-то папками, сразу бросилось в глаза то, что отсортированы они были по алфавиту – на всех полках торчали ярлыки с буквами. Казалось, здесь можно было обнаружить лишь древнее захоронение, а я словно попал в библиотеку и вытянул из этой кипы папку наугад. На первой странице была фотография женщины, я ее сразу узнал – это была наша кухарка Луиза. Я взял следующую папку – там был местный плотник, в очередной – ребенок. Сколько бы папок я ни открывал, везде была подробная информация о каждом местном жителе общины с фотографиями, детальной биографией и подробной историей попадания сюда.

Предчувствуя худшее, я подошел к полке с буквой «А» и судорожно вытянул все файлы – на одном было мое имя. Открыв, я, как громом пораженный, смотрел на десятки фотографий со мной, сделанные кем-то втайне. Был даже кадр, где мы с Евой в лесу совершенно одни. Тот, кто снимал, следил за нами. В папке на меня было подробное досье: адрес, где я живу, фото матери, подписанное «Анна», отца с подписью «Виктор» и брата с пометкой «Николай». Я добрался до самого первого снимка в стопке и поднес к самому носу, не веря своим глазам. Там был я, сидевший на лавочке у площади Бастилии и оттиравший кровь со лба от лопнувшего прыща. Судя по ракурсу, фотограф стоял напротив меня в тот самый день в начале толпы митингующих и воспользовался моей заминкой с платком, чтобы незаметно сделать этот кадр. Меня бросило в холодный пот, когда я осознал, что в следующую минуту пошел к этой толпе, идя прямо на фотографа. Он уже знал обо мне все, а я даже понятия не имел, кто он. Я перевернул снимок, там была надпись: «16 мая, 2024 год, протест на пл. Бастилии. Адам, 17 лет, одинок. Кандидат на вербовку №634. Приведет в „Последнюю надежду“ Ева».

Пришлось облокотиться о стеллаж, чтобы не упасть: у меня поднялось давление, в глазах потемнело. Меня стошнило прямо на папки с бумагами, вывернуло наизнанку. Все накипевшее вырвалось наружу, словно от страха скисли внутренности. Нужно было срочно бежать из этих мест со всех ног, плевать на всех, плевать на Еву, предательница, проклятая сектантка.

Я вышел в общий коридор и замер на распутье. Странно, что в молельню до сих пор не проникли и не выследили меня здесь. Тем не менее возвращаться в лапы к Элиуду было самоубийством. Я пошел дальше, в глубь тоннеля, надеясь, что чудом по ту сторону окажется выход. Неважно, куда – в лес, к реке, к дороге, главное, чтобы не обратно в молельню. Телефон без интернета не показывал время, а затем и вовсе погас. Нет, нет, черт возьми, не сейчас! Батарея села, я остался в кромешной темноте крохотного подземного тоннеля, в самых недрах этой преисподней. Стало тяжело дышать, стены давили на меня, началась паническая атака, меня накрыла боязнь замкнутого пространства – я не выдержал и вскрикнул, плевать, что услышат: найдут, так хоть выведут отсюда, прежде чем наказывать.

Из общего коридора донесся шум, я мгновенно замер, как вкопанный, прижавшись к стене, словно врастая в нее, сливаясь с каменной породой. Телефон спрятал в карман, не выключая фонарик на всякий случай. Стоял в глубокой тьме, вглядываясь в смольную черноту бездны, и было слышно даже, как пульсируют мои виски и сердце качает кровь по сосудам. Прислушался к шорохам из самых мрачных, глубинных недр, и еще отчетливее стало ясно: пропади я здесь – никто никогда не сможет меня найти. Расправившись со мной, убийца и палец о палец не ударит, чтобы прятать тело, бросит здесь, под горой. Я старался избавиться от мыслей, из-за которых подступала тошнота. Простояв достаточно долго, чтобы понять – это гул от того, что над тоннелем двигались горные массы, словно тектонические плиты, – я прошел дальше по лабиринту еще метров двадцать.

Вдруг темнота извергла странный хрип, словно умирающий старик издал последний свой звук. Я смотрел вглубь тоннеля в сторону шорохов и стоял, вслушиваясь. Сколько еще звуков могло быть так глубоко под землей? Я не двигался с места, но тот, кто ответил на мой крик, снова прохрипел. Второй раз не могло показаться, это был человек. Меня бросило в дрожь, здесь было сыро и холодно, зуб на зуб не попадал, страх сковал и парализовал конечности. Я умру здесь… Неизвестный прохрипел слабо, но отчетливо: «Помогите». У меня волосы на руках встали дыбом, во рту горечью снова подступала тошнота.

Я добрался до узника, запертого за решеткой, которая была встроена прямо в каменные стены. Темница была такой же крохотной, как помещение архива. Из нее фонило фекалиями и мочой. Внутри ничего, кроме ведра вместо туалета, не было. Мужчина лежал на полу, его одежда совсем потрепалась. В этих лохмотьях, судя по расцветке, угадывались кардиган от Gucci, брюки Savage и туфли Boss. На этом роскошь заканчивалась. Незнакомец был весь в синяках и ссадинах, его потрескавшиеся губы едва шевелились, волосы клочками торчали на голове. По всему было ясно, что лежит он здесь давно и что в прошлой жизни имел солидный достаток. Как и тот несчастный, которого сожгли на костре.

– Как вы сюда попали? – произнес я через решетку, наклоняясь к лежащей жертве.

Он был истощен донельзя, словно последние силы отдал на то, чтобы позвать меня.

– Я не представляю… как давно… меня держат взаперти в этой богом забытой яме.

Он начал судорожно кашлять, пытаясь остановиться. Я поискал взглядом воду или что-нибудь теплое здесь, снаружи, вокруг себя. В углу стояла швабра с вонючей тряпкой, на стене – самодельные полки, на которых были бинты, шприцы, какие-то медикаменты и консервы с едой.

– Они не дают мне умереть…