Песнь пророка - Пол Линч Страница 16

на спине взгляд дочери, но не оборачивается. Наклоняется, ложечкой заталкивая Бену в рот яблочное пюре, Молли нужен отец, «нет», которое означает «да», и «да», которое никогда не означает «нет». Прошлой ночью во сне они говорили о Молли, и, когда она проснулась, слова Ларри слегка озадачили Айлиш. Ложечкой она останавливает струйку пюре, представляя, как глубоко под землей кусок ржавчины смывает в магистральный трубопровод, и его уносит поток, вода, загрязненная железом и свинцом, течет по трубам во тьму домов, заводов и школ, вытекая из кранов в чайники, стаканы и чашки, свинец всасывается желудочно-кишечным трактом, накапливается в тканях, костях, аорте и печени, надпочечниках и щитовидке, яд незаметно делает свое черное дело, пока следы его трудов не обнаруживаются в анализах крови и мочи. Она разворачивается, наблюдает за водой, текущей из крана, и говорит, просто дай ей немного стечь. Скрежет ключа в замочной скважине. Почему у нас в доме никогда нет воды в бутылках, спрашивает Молли, хватает из вазы яблоко и, возмущенно пыхтя, удаляется в гостиную, а Айлиш поднимает голову и прислушивается, вдруг свет упадет из распахнутой двери, раздадутся знакомые шаги, стук зонтика о подставку, вздох, шорох пальто, крик, куда подевались мои тапки? Марк проносит велосипед через прихожую на кухню и молча выставляет через двери веранды на дощатый настил. Она смотрит на Бена в детском креслице и думает о старшем сыне, о том, как незаметно он вырос, хрящ расширяется, становясь костью, кости твердеют, их дело — поддерживать сына на пути к неизвестному, но полному разнообразных возможностей будущему. Только что ползал по полу, а теперь она поворачивается, чтобы взглянуть, как Марк выходит в гостиную, и будущее стало настоящим. Айлиш слышит приглушенный разговор, ты должен ей сказать, повышает голос Молли. Кому сказать, кричит Айлиш, что сказать? Молли вталкивает Марка в кухню, и он протягивает ей письмо. Айлиш велит дочери закрыть кран, берет письмо из рук Марка, тянется за очками. Вскакивает, сама того не замечая, медленно перечитывает, смысл слов ускользает, черные буковки не разобрать. Она поднимает глаза на сына и видит, что ребенка больше нет. Этого не может быть, шепчет она, шаря рукой в поисках стула, но усидеть на месте не в состоянии. Закрывает глаза, видя мерцающую темноту век. Тебе всего шестнадцать, ты получишь аттестат зрелости только в следующем году, они не имеют права… Марк вешает куртку на спинку стула и замирает, настороженный, торжественно-спокойный. Прибыть в следующем месяце, через неделю после дня рождения, говорит он. Айлиш не видит, как сын подходит к раковине, наполняет стакан, начинает пить, но Молли вырывает стакан у брата из рук и говорит, не пей эту гадость, вода коричневая, лучше посоветуй маме покупать воду в бутылках и расскажи ей, что они сделали, расскажи, как они приходили в школу. Кто приходил? Айлиш наблюдает за сыном, который стоит у раковины, его лоб нахмурен, волосы взлохмачены, подбородок дерзко выпячен. Я не хотел тебе рассказывать, там был врач и какая-то женщина в погонах, они вызвали из класса всех ребят моего года рождения и велели идти в спортзал, там нас осмотрели одного за другим, не говоря, зачем это нужно, и мне пришлось стоять за ширмой в трусах, пока врач измерял рост, осматривал ступни и зубы, спрашивал, нет ли у меня аллергии… Это внезапное давление начинается в сердце, как будто что-то забралось внутрь и разбухает, постепенно расширяясь и выдавливая из легких вопль. Она устало опускается на стул с шепотом, это какая-то ошибка, тебе еще нет семнадцати. Руки тянутся к сыну, приласкать, прижать к щеке, омыть бальзамом своей ярости. Выслушай меня, говорит она, видя, что он ее не слушает, а смотрит в сад. Ты останешься дома, ты не бросишь школу, они не могут взять и просто призвать тебя. Марк хмуро отворачивается. И как ты их остановишь, они творят что хотят, ты же не помешала им забрать папу. Молли поворачивается к брату и толкает его спиной к раковине. Не смей так разговаривать с мамой. Заткнись, отвечает он. Молли одаривает брата язвительным взглядом, неподалеку кто-то глухо стукает молотком, и Бен роняет ложечку. Айлиш наклоняется и несет ложечку к раковине. По крайней мере, горячая еще чистая, говорит она. Что случилось, спрашивает Бейли, заходя на кухню. Марк берет письмо со стола, выходит во двор, закрывает дверь за собой и достает из кармана зажигалку. Через стекло Айлиш видит, как он пускает газ, но пламя не занимается, она не испытывает желания ни помешать сыну, ни спросить, откуда у него зажигалка, раздается щелчок, янтарное пламя пробует на вкус бумажный уголок и разевает черную пасть, Айлиш наблюдает, как письмо обращается дымом, и, уронив его, Марк оборачивается и смотрит сквозь стекло потемневшим от ярости взглядом.

На работе она рассеянна, мечется, ощущая перед собой смутное препятствие, ища пути обхода, без конца повторяя про себя, нет, они не заберут моего сына. В компании ходят слухи о предстоящем кровопускании и поэтапном сворачивании, но это не может быть правдой. Их вызывают в конференц-зал, где объявляют, что управляющий директор Стивен Стокер отправлен в отставку, сегодня он на работу не вышел и его заменит Пол Фелснер. Он стоит перед ними, теребя кончики пальцев и сияя от удовольствия. Айлиш наблюдает, как, произнося речь, Пол Фелснер оглядывает зал, выделяя соратников по хлопкам и улыбкам, словно дикий зверь, покончив с притворством, рыщет открыто, и Пол Фелснер вскидывает руку, изъясняясь не деловым языком, принятым в компании, а на партийном жаргоне, об эпохе перемен и преобразований, эволюции национального духа, завоевании новых высот, женщина пересекает зал, чтобы открыть окно. Айлиш выходит из лифта на нижнем этаже. Перейдя улицу, приближается к газетному киоску, показывает на сигаретную пачку. Давно это было, думает она, стоя в одиночестве перед офисом, вынимая сигарету из пачки, поглаживая папиросную бумагу, принюхиваясь. Этот хлопковый привкус ацетатных волокон, когда она закуривает, втягивая внутрь горячий дым, вспоминая день, когда бросала курить в последний раз, и ощущая себя моложе, возможно, тогда с ней был Ларри, трудно сказать. Память лжет, играет в свои игры, наслаивает образы, истинные, ложные, со временем слои перемешиваются, становясь подобны дыму, и дым вырывается у нее изо рта и растворяется в дневном свете. Айлиш наблюдает за улицей, словно та принадлежит какому-то другому городу, размышляя, выходит, жизнь течет сама по себе, не нуждаясь в свидетелях, сами по себе бурлят в зловещем сумраке перегруженные транспортом улицы, снуют усталые, озабоченные прохожие,