Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева Страница 14

Юля почувствовала себя невероятно глупо, и ей даже подумалось, что сейчас их отправят домой, выписав только Новопассит для нее самой, однако врач не отказал в госпитализации. Он дал ей на подпись документы, которые она даже не прочла, и ушел. Когда он был в дверях, Юля дрожащим голосом, так несмело, словно на уроке в школе, спросила:

– Доктор, это аллергия, да?

Но врач ничего не ответил, словно это не мать его спросила, а назойливый ребенок. В этот вечер Катю больше никто не смотрел. Ее положили в палату, в отделение нефрологии, а Юлю отправили домой, потому что дети после восьми лет лежали без родителей. Шокированная этим обстоятельством, женщина так растерялась, что не смогла ничего толкового сказать медсестрам, выпроваживающим ее из отделения в грубоватой советской манере.

Она не могла понять, как восьмилетний ребенок мог остаться один без присмотра. Еще она не могла понять, зачем Катю положили в больницу в воскресенье вечером, если все равно ни одного анализа не взяли, так как был выходной. С таким же успехом они могли приехать утром в понедельник.

Она тоскливо побрела по улице в поисках автобусной остановки. Черная грусть поднималась внутри, крутя живот, мучая Юлю тошнотой. Она моментально распознала этот яд внутри – то была ненависть к себе как к матери, проглядевшей собственного ребенка. Катя давно чем-то болела, а что она все это время делала? Тратила себя в пошлых хлопотах за взрослую женщину, за работу, которая и без нее простоит. Ссорилась с Антоном, переживала, как девчонка, из-за его грубых слов.

Все это вместе казалось столь пустым в сравнении с тем громадным, что она оставила позади, в больнице, и она корила себя, корила, что не заметила, пропустила, довела до того момента, когда, быть может, слишком поздно. Только мать так умеет винить себя во всем, что случается с ее ребенком! В вещах, на которые она при всем желании не смогла бы повлиять. Но кого-то винить было нужно. А кто отвечал за ребенка?

Юля шла вдоль долгой улицы, не замечая, как темно было вокруг, и не помня, что ей нужно бояться, как это заведено в провинциальных городах, что на нее нападут, что отнимут сумку. Медленно к ней пришло насмешливое осознание того, что и корить-то себя было поздно, и что это ровным счетом ничего не могло изменить. Значит, она бичевала себя, чтобы очистить совесть, чтобы доказать себе, что все-таки она хорошая мать. Красовалась перед собой, когда ее дочь была в серьезной опасности.

А в глубине души ей, быть может, было все равно. Ведь это Катя была там, в больнице, а не она, не Юля. Это Катя лежит в палате с другими детьми и мамами, дышит неприятным запахом больницы и смотрит на облупленные стены. Это ее будут кормить пустой, вываренной до безвкусия едой. А Юля вернется домой в уютную постель и утром будет пить свежесваренный кофе, как будто ничего не случилось.

Нет! Если бы ей было все равно, то откуда эта пропасть внутри, эта отупляющая боль, это желание хлестать себя и ненавидеть себя? Нет, можно было врать про себя что угодно, но ей не было все равно.

А затем вдруг, словно из ниоткуда, поднялась в ней положительная энергия жизни, жажда жить и побеждать, несмотря ни на что, настроение ее переменилось на боевое, и Юля стала говорить себе, что все ложь. Она только накрутила себя, а ее дочь здорова, и все это ошибка. Ее зря положили в больницу. Катя всегда была здоровым ребенком, Юля никогда не знала с ней проблем. За все восемь лет она болела только простудными заболеваниями. Значит, и сейчас с ней все в порядке. По-другому быть не могло.

Но даже это настроение она приняла с некоторой опаской, боясь, что любая мысль второй, слабой, безвольной части ее души спугнет его. Так она и шла до дома, не понимая, чего ждать от завтрашнего дня, да мучаясь вопросом, будет ли завтра лучше, чем вчера.

Глава третья

Но завтра было не лучше, чем вчера, совсем не лучше, во многих смыслах этого слова. Алина встретила мужа и детей в воскресенье вечером с кислой миной. Ей хотелось, разумеется, сдерживать себя, но у нее не так хорошо получалось. Она ворчала и придиралась что к детям, что к мужу, и все кончилось тем, что обычно уравновешенный Константин огрызнулся:

– Что ты злобствуешь? Плохо отдохнула от семейной жизни за выходные? Поехала бы с нами, позанималась бы детьми со мной.

– Да уж знаю я, как ты занимаешься! – ответила она, немного взвизгнув. Ей самой стал неприятен ее голос, и она невольно поморщилась.

– Получше некоторых!

Алине сразу подумалось, что она вся противна Косте, раз он мечтал о другой женщине и, хуже всего, нашел ее, а после таких выпадов тем более. Алина впервые чувствовала себя неуверенной в своей красоте и женственности. Именно поэтому она ощутила просто физическую потребность в поддержке консультанта и в ее профессиональных советах. Лишь только детектив отчитается, она сразу снимет деньги и отвезет своей новой многообещающей наставнице.

На следующий день так и случилось. Получив фотографии, адреса, контакты, Алина сразу позвонила консультанту, а затем поехала на встречу. Дети в это время уже были в садике и школе, и она могла полностью заниматься своим новым делом. В какой-то момент, общаясь с миниатюрной, невероятно приятной Дарьей, Алина поймала себя на мысли, что она отстранилась от случившегося и витает где-то высоко в облаках.

Происходящее отталкивало своим неправдоподобием: эти вульгарные тошнотворные трусы, намеренно намотанные на батарею, эти фантастические снимки, где Константин обнимает молоденькую тощую девчонку. На фотографиях она так приторно улыбалась и совсем не умела скрыть глупости в своем пустом взгляде. И самое отвратительное фото из всех, на которое Алина просто не могла смотреть, – где он целует ее. Могло ли все это быть явью?

А если было, то что она упустила? Она, человек, у которого было много свободного времени и совершенно отсутствовала необходимость думать о финансах и последствиях своих трат? Ходила в тренажерный зал, занималась фитнесом, посещала регулярно салоны, всегда ухоженная, накрашенная, с маникюром, педикюром. Дома порядок, ведь домработница приходила регулярно. Даже вкусные блюда та готовила ей за отдельную плату, поскольку Алина уже давно забыла, как готовить, и главное, как готовить хорошо.

С Костей они почти