Мир! Дружба! Жвачка! Не спеши взрослеть - Юлианна Перова Страница 13

– Тогда вперед и с песней! – заулыбался Гена.

Санька и Илюша, надрываясь, дотащили тяжелое трюмо до помойки, в которой копался бомж.

– Давай-давай-давай, – командовал Санька, обращаясь к себе.

– Вы что? Вы трюмо разбили! – вдруг закричал бомж.

– Разбили и разбили, мужик… – пробурчал парень. Ему теперь не до разговоров.

– Это же мое трюмо! – взвизгнул бродяга. – Понимаешь? Мое!

– Да твое, твое. Забирай, – поморщился Санька: неизвестно, от кого несло сильнее: от мусорного бака или от собеседника. – Пошли, Илюх.

– Жалко человека, – вздохнул Илюша, который отличался излишней мягкостью и гуманностью. – Мы его трюмо разбили.

– Вот именно – разбили! – настаивал бомж.

– Он сейчас заплачет! – расстроился Илюша.

Но Санька, который сообразил, что перед ними ломают комедию, потянул друга за рукав в сторону подъезда.

– Пошли, Илюх. Я те говорю – он сумасшедший.

* * *

Федор шел на знакомый голос, постоянно ускоряя шаг. Он давно не виделся с матерью и очень хотел с ней поговорить. На большой поляне молодящаяся дама (в очень модном когда-то костюме) с ярким макияжем и изысканной прической вела экскурсию. Она восклицала и заламывала руки, воображая себя актрисой театра МХАТ, не меньше, лицо то сияло, то омрачалось, отчего сеть предательским морщинок постоянно проявлялась, намекая на реальный возраст.

– Именно здесь, в Ясной Поляне Лев Николаич начал творческий путь. Маленький Левушка был очень ранимым и впечатлительным мальчиком. Он боготворил свою маму, Марию Николаевну. «Ма-мень-ка» – так и только так он называл ее.

Федор остановился неподалеку и ждал, пока женщина обернется и заметит его… а вот если не повезет – он дождется окончания и подойдет.

– Феденька? – Женщина изумленно подняла аккуратно подведенные брови.

– Здравствуй, мам, – вздохнул Федор.

* * *

– А как же эта твоя хабалка из ЖЭКа? – презрительно фыркнула Анна, когда они направлялись к ее дому. – Я думала, так и умру, не повидав сыночка.

– Мам, ну не начинай, – закатил глаза Федор. Ему хватало проблем, незачем еще выслушивать излияния матери.

– Ну не начинай… – передразнила женщина, надув губы.

На скамейке недалеко от подъезда расположился старый неформал по прозвищу Чебур. Поношенная жилетка, надетая на голое тело, почти не скрывала длинных затейливых татуировок, покрывавших загорелые руки и грудь. Седеющие длинные космы были собраны в странного вида прическу. Никто не слышал, чтобы вольный художник работал, но на отсутствие средств он никогда не жаловался, а, наоборот, по слухам, охотно ссужал знакомых.

Рядом устроился кавалер Анны и бывший отчим Федора, геолог Толик, в поношенном пиджаке и выцветших тренировочных штанах с вытянутыми коленками. Приятели увлеченно забивали козла и выглядели совершенно сюрреалистически.

– Анна Филипповна, мое почтение, – улыбнулся Чебур.

Толик поднял голову и при виде Анны с сыном засиял, как начищенный юбилейный рубль.

– Аннушка! – воскликнул он. – Федя! Сынок! Дай я тебя обниму! Сыночек! – Он сгреб мужчину в охапку, прежде чем тот успел опомниться, и принялся целовать в обе щеки.

– Пожалуйста, не называйте меня так, – поморщился Федор, с трудом отбиваясь от радостного кавалера матери. – Я вам все-таки не сын!

– Ну, папа, отчим – какая разница! – махнул рукой Толик. – Главное, кто воспитал. Да? Ой, Аннушка, у нас есть чем гостя-то уважить, а? Так, кошель… Момент!

Он наклонился к Чебуру, а тот вытащил из кармана жилетки несколько засаленных купюр и сунул в руки повеселевшему Толику, затем что-то записал в помятую пухлую тетрадку.

– Ну, не суди, не суди строго. Он романтик, – беспечно улыбнулась Анна. – Да. Возможно, последний романтик на земле. Да, вот так вот.

– Я мигом! – Толик подскочил, как спаниель, которого хозяин позвал на охоту. – Щас.

– Инфантильная тряпка, трутень, – проворчал Федор, проводив унылым взглядом убежавшего Толика. Он успел забыть, как меньше часа назад его мать примерно таким же образом костерила его жену. – Сидит на твоей шее. Когда он повзрослеет?

Анна покосилась на сына и покачала головой.

* * *

Стоило Саньке переступить порог, как богатое воображение нарисовало мирную картину из прошлого… Вот бывший владелец, еще не опустившийся, тащит из кухни чайник, по дороге заглянув в комнату жены – женщины с фотографии. Он поставил пышущий жаром чайник на стол в гостиной, включил телевизор…

– Любанюшка, там КВН начинается, пойдем! – позвал бомж, которого Санька только что застукал у мусорных баков.

– Щас, иду! – писклявым голосом отозвалась его пассия…

Парень тряхнул головой, прогоняя видения. Неизвестно, как на самом деле жили бывшие владельцы квартиры. Он окинул мрачным взглядом голые стены и вышел.

Через пару часов довольный Гена отсчитывал им деньги за работу.

– Держите, вот ваш куш, – протянул он помятые купюры.

– Спасибо, – тихо произнес Санька. На душе было тоскливо, даже честно заработанный гонорар сердце не согревал.

– Купите себе квасу! – крикнул Гена, садясь в машину, порылся в карманах и вытащил жвачку. – «Турбо»?

Санька и Илюша думали не долго, забрали жвачку, но распробовать не успели. К машине приковылял знакомый бомж.

– Стой! – крикнул он визгливо.

– Иди, гуляй, дед, – фыркнул риелтор.

Бездомный вдруг заголосил:

– Отобрали! Все у меня отобрали.

– Раньше надо было думать, – прошипел Гена. – Не надо было квартиру пробухивать.

– Где ж я теперь жить-то буду, а? – не отставал алкоголик.

– Ничего. Все в руках Господа. Найдется и для тебя местечко, – отозвался мужчина и брезгливо помахал рукой. – Иди.

– У вас сердца нет. Нелюди! – заорал бомж вслед уезжающей машине.

Санька и Илюша переглянулись. Надо что-то делать…

* * *

Федор сидел в прихожей, опустив голову, и смотрел в пол, не реагируя на внешние раздражители. Анна суетилась рядом, пытаясь вывести сына из ступора.

– Ты голодный? А?.. – спрашивала она, но Федор не слушал.

– Скажи, а кем он был? – внезапно спросил он.

– Кто? – озадачилась женщина.

– Мой отец.

Анна мечтательно возвела глаза к потолку.

– Он был писателем. Он был самым талантливым, самым благородным. Был очень добрый. Смелый. – Она примостилась рядом и обняла сына, чтобы хоть немного приободрить, но получилось плохо.

– А я не такой… – бубнил Федор, как в помешательстве. – Я ничтожен.

Женщину это раздражало.

– Значит, так… – Анна потянула сына за руку в бывшую детскую.

На стенах комнаты были развешаны многочисленные грамоты, медали и фотографии, а еще хранилось множество всякого памятного добра.

– Ты помнишь эту медаль? А?.. – Она указала открытой ладонью на одну из грамот. – Это твоя победа на конкурсе скорочтения. Ты даже тогда еще и заикался. И все равно победил! О-о-щ! А это… – Анна переключилась на следующий трофей. – Ты помнишь, что это? Триумф на литературном чтении «Шепчут русские березки».

Федор шарил по стенам растерянным взглядом, не зная, как реагировать, а Анна вошла во вкус и превратилась из матери