Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин Страница 13

Правда это или миф, понять было сложно. Скорей всего, Боуи и Кобейн всегда пели «bought»: других версий не осталось, а конспирология, как мы знаем, крайне изобретательно подлаживается под реальность.

За Боуи в любом случае не обижались, и за Шекспира тоже. «Гамлета» ведь не уничтожили, а поменяли в тексте пару знаков. Кому, в конце концов, так уж важно, как именно звали какого-то выдуманного плохого парня, когда на театральной сцене этим шекспировским парням уже много столетий меняют и гендер, и ориентацию, и цвет кожи в любых возможных комбинациях. Да и в невозможных тоже.

Веселый намек поняли все. История человечества если и не была теперь частной собственностью фонда «Goldenstern All», то очень приблизилась к этому качеству во всех практических смыслах. Но Гольденштерн был нормальным прогрессивным парнем, не дурил, и мировая общественность смотрела на происходящее спокойно. Ведь что такое мировая общественность? Совокупность электрических разрядов в сети. А сеть сами знаете чья.

История, в конце концов – это просто назначенное людям прошлое. Оно бывает сегодняшнее, бывает вчерашнее, будет и завтрашнее. А жить, как учат нас сетевые гуру, следует исключительно в моменте, и рыпаться из него не надо, потому что он крайне узок, и места на всех может не хватить.

Маня знакомилась с мифом постепенно, урывками – а в самом конце своих тайных прыжков по сомнительным веткам поняла с легким стеснением в груди: это следовало узнать, чтобы теперь навсегда забыть.

Гольденштерн не был тираном или исчадием зла. Он был просто невероятно крутым бизнесменом с изрядным чувством юмора, который хотел лишь одного – чтобы его оставили в покое. Его, похоже, не слишком интересовало происходящее в мире, но ему не нравилось, когда мир интересовался им. Так что никакого Гольденштерна в реальности не было.

Просто потому, что так захотел сам Гольденштерн, а реальность в наше время – это платформа, находящаяся в частной собственности, и если вам что-то не нравится, вас никто не заставляет держать здесь свой аккаунт.

* * *

На даче, которую семья снимала на лето, Маня любила лазить на старые ветряки.

Они были угрюмые, почерневшие, заросшие травой и мхом – но многие из них еще крутились и давали ток. Их до сих пор чинили, и на работающих была сигнализация и маячки. Туда соваться не стоило – могли прилететь дроны и появиться проблемы с кармой. Но на некоторых, мертвых уже век или два, были выломаны технические люки – и можно было залезть по лестнице на самый верх, на крохотную смотровую площадку под окаменевшим винтом.

Это было рискованно и волшебно.

Иногда Маня забиралась наверх с другими девочками и мальчиками. Высшим шиком считалось выпить на высоте. Совсем чуть-чуть, конечно – чтобы потом благополучно спуститься. Некоторые герои даже курили наверху туман и тряслись после этого в углу, ожидая, когда отпустит и можно будет слезть.

Иногда Маня лазила наверх одна – и, конечно, ничего не употребляла. Страшно было и так.

Прозрачный воздух позволял видеть далеко во все стороны, но панорама была однообразной: человеческое жилье не выступало из природы, а сливалось с ней. Вечером сквозь листву просвечивали редкие огоньки деревень и усадеб. Звуков было мало – скрипел соседний ветряк, ржала где-то лошадь-нечиповка или пролетал в небе далекий бизнес-джет.

Мане казалось, что здесь, на высоте, с ней и случится самое замечательное в жизни. Одно время она ждала этого всерьез. Но и мальчики, и девочки, с которыми она совершила парное восхождение в неприличных целях, разочаровывали. Чудо, скорей всего, было связано не с ними.

Чудо произошло буднично.

Кукуха на шее задрожала, когда Маня уже час в одиночестве слушала на самой верхотуре ядовитейший крэп про то, какое фуфло крэп из банок.

Маня сразу поняла, что звонит Судьба. Так ей потом казалось (хотя, может быть, память приписала это понимание к моменту звонка ретроспективно: любой кукухотерапевт знает, что наше прошлое – такая же тайна, как будущее).

Это был папа. Вне своего налогового графика, что само по себе было экстраординарным событием. Поговорили недолго про мальчиков и учебу, а потом папа спросил:

– Маня, деточка, скажи – ты ведь слышала про Гольденштерна?

Маня решила, что папа зачем-то ее проверяет. Нет проблем. Она знала, как должна себя вести банкирская дочь.

– Фу, – сказала она. – Как можно так говорить.

– Слышала или нет?

– Слышала. Но только от неудачников. Нормальный человек, мне кажется, побрезгует разговаривать на такие темы. И повторять ГШ-слово в приличном обществе я бы не стала.

– Я не приличное общество, – засмеялся отец. – Я вообще не общество, а просто голос из акустической сеточки, вшитой приличным обществом в твое ухо. Можешь говорить честно.

– Воспитанные люди так не делают. Другие могут услышать.

– Я звоню тебе на ветряк, – сказал отец, – потому что вижу по локации – ни одного импланта ближе трехсот метров к тебе нет. Можно не стесняться.

– Я правда не интересуюсь конспирологией, – ответила Маня. – Мне даже противно об этом думать.

– Я тобой, конечно, горжусь, дочка. Но в твоем файле отмечено, что ты много часов провела на ГШ-ветках. На тридцать два процента больше нормы.

Мане показалось, будто ее ударили кулаком под дых. Хорошо, что она сидела далеко от люка.

– Но я ничего там не постила, – прошептала она. – Никогда, папа. Ни разу в жизни.

– И это было мудро, – ответил отец. – Ты пыталась выяснить, как устроен мир. Но не спешила поделиться своими мыслями с другими, поскольку понимала, что ничего в действительности не знаешь…

На самом деле Маня просто боялась постить на эту тему, чтобы не портить карму, а мыслей у нее в голове мелькало много. Но папа сформулировал так удачно, что лучше она вряд ли сумела бы.

– Да, – сказала она тихонько. – Правда.

– Гольденштерн есть на самом деле, Маня. И еще как.

Мане пришла в голову страшная догадка – папа, должно быть, проиграл все на бирже и потерял свой высокий баночный статус. Нет, он еще будет жить, и намного дольше, чем она сама – просто его банку потом перебросят в нижний таер… И теперь он горький лузер. И поэтому, как все лузеры, не боится говорить о Гольденштерне.

Она долго молчала.

Папа, словно услышав ее мысли, стал тихонько смеяться.

– Ну подумай сама. Если никакого Гольденштерна нет, почему тогда говорить про Гольденштерна считается таким дурным тоном?

Ага, как это объяснить, Маня знала.

– Потому что это конспирология чистой воды, – сказала она. – Вернее, грязной и очень дурно пахнущей воды. А приверженность конспирологии выдает низкий и подлый ум. И приличные люди таких сторонятся.

– Но ты