Пой. История Тома Фрая [litres] - Габриэль Коста Страница 12

– Без проблем, дружище. – Джек улыбнулся.

– Ну что, Фицджеральд, поделиться с тобой этим отвоеванным в последнем набеге манго? – Ричард вернулся к своему незаконченному образу пирата, естественный оттенок кожи и улыбка вновь появились на его лице. Джеку не оставалось ничего другого, как продолжить игру и, кивнув, отобрать манго в качестве награды за терпение.

– Кстати, насчет моего дня рождения, – написал Том на доске и показал друзьям. Стер. – Мама хочет устроить вечеринку. – Стер. – Но не дома. – Снова стер. – Мы должны определиться. – Стер. – Куда хотим пойти. – Стер. – В мой день рождения.

– А как же вечер пиццы?! – взревел Джек. Конечно, он разочаровался. Он был из тех людей, которые бьются насмерть за последний кусок. В самом что ни на есть буквальном смысле. Том обреченно выдохнул.

– Ты пойми, я не успеваю. Все несется, как тайфун. Жизнь летит, а мы за гранью[33]. – Он прервался.

– Чужое судно по правому борту! По правому борту! – Джек отмахнулся от Ричарда. – Какой-то ты неправильный попугай! Ты ужасно отыгрываешь свою роль! – Ричард продолжал указывать куда-то вправо. – Ты обещал!

– Пошел к черту, – безэмоционально ответил друг.

– Но Джек!

– Пошел к черту, – повторил тот и улыбнулся.

«Ничего такой попугай. Справляется».

– Ой… Тут кто-то есть? У вас свободно? Не помешаю? Я тут просто пообедать хочу, – послышался голос справа.

«Знаете, есть такие моменты в жизни, которые не забудешь никогда. Их на самом деле полно, и иногда они не вяжутся ни с какой логикой. Кто-то помнит, как впервые взял своего ребенка на руки, кто-то – новый велосипед, машину; кому-то врезается в память первая ночь с любимым человеком или чья-то смерть, а у кого-то не выбить из головы вкус первой жвачки. Мы заполнены этими мгновениями, и именно они делают нас уникальными. Так и я сейчас. Стоило только послушать Ричарда и оглянуться. Наверное, я выгляжу, как идиот. Объективно признать красоту может каждый. Тут не важен пол, род деятельности и в целом иногда ты сам. Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет[34]. Красота – она и объективна, и в то же время субъективна. Некий кот Шредингера. Вы можете назвать красивой женщину, яблоню, камень или случайного незнакомца. Он будет прекрасен для вас и, возможно, ужасен для всего остального мира. Однако красота, как она есть, бросается в глаза. Я никогда не забуду этот момент. Он роковой. Песня роковая».

– Я застыл… И разве есть на свете то, что может заменить тебя? О, статуя Венеры без изъянов, ты так хрупка на вид и так прочна на ощупь. Ты есть суть слова «красота», и я хочу… – раздался в тишине голос Тома. Он пел так, как ни пел никогда до этого, словно пытался уместить океан чувств в стакан. Удержать баланс было почти невозможно. Но душа Тома пела, а он не знал других слов помимо музыки, – украсть тебя.[35]

Весь мир затих. Казалось, все остальные школьники следили за Томом. И пусть между ними, по ощущениям, сотни километров, Том пел чересчур громко и искренне, раскрывая всего себя, и мотыльки просто не могли не полететь в сторону такого яркого пламени. Парень, которого никто из троицы не видел прежде, застыл с открытым ртом. Его пепельные, явно крашенные, уложенные волосы обрамляли лицо по бокам. Чистая, нетронутая пубертатом кожа, казалась идеальной. По мнению Тома, парень был одет в лучшую футболку в мире, с принтом обложки «Поющие под дождем»[36], и обычные, превосходно сидящие серые джинсы. В каждом ухе блестело не менее трех колец, на пальцах их было штук пять. Том пребывал в необъяснимом шоке.

«Джек, ну спаси же меня! Скажи хоть что-нибудь! Где моя проклятая доска?!»

– Привет, чувак, понимаешь… Наш друг Том, он… – Джек не успел договорить.

– Но цена шедевра бывает высока… – запел вдруг парень, а Том… В ту самую секунду Том забыл все свои песни… Никто и никогда не отвечал ему пением. – Красота слепит… не ослеп ли я?[37] – закончил незнакомец и улыбнулся Тому.

«Это. Что. Сейчас. Было?!»

– Укуси меня каракатица, – промямлил Ричард. – Молния ударила в наш городок дважды? Или это падающие звезды?! Джек! Джек! А ну, ущипни меня! – Ричард подставил ему руку.

– Иди к черту, – повторил друг.

– Моя просьба стала моим проклятием… – драматично заключил Ричард, который от шока выпал из своей роли. – Прости нас за реакцию. Мой друг, Том, обладает некой особенностью… Он может изъясняться только с помощью песен. Надеюсь, мы не очень тебя напугали. Конечно, ты можешь поесть под этим деревом. – Он улыбнулся. – Даже, если захочешь, с нами. Меня зовут Ричард, а это Джек.

– Почему бы и нет, я все равно никого здесь не знаю. – Парень пожал плечами и сел на траву рядом с троицей, доставая из рюкзака контейнер и пару бутербродов. Голодные глаза Джека загорелись огнем.

«Кажется, Джек сейчас его сожрет…»

– Меня зовут Дилан, Дилан Мун, рад познакомиться. Моя семья часто переезжала в этом году и, как я ни уговаривал потерпеть, переехала снова. Подумать только, конец года, а я сменил школу. – Он улыбнулся и принялся есть тушеные овощи из контейнера. Кажется, этот Дилан никогда не переставал улыбаться.

«Его зовут Дилан… Дилан Мун – имя звезды!»

– Ты поешь, как бог, – сказал Дилан и изучающе посмотрел на Тома. Тот заметил в глазах новичка какой-то странный огонек. Восхищение? – Никто и никогда не приветствовал меня песней Элизабет Рай. Драматично… Очень драматично. Но! Я бы послушал тебя в записи.

– О, уверен, ты сделаешь это! Наш Том хочет стать звездой Бродвея! В отличие от меня он пока не стремится никуда поступать. Так что, считай, ты знаком со звездой. – Джек улыбнулся и похлопал друга по плечу. Дилан округлил рот. – У тебя бутерброды с чем? Ты уверен, что съешь оба? – Новый знакомый молча протянул один Джеку. – Ты мне уже определенно нравишься…

«Продался за бутерброд!»

– Я тоже собираюсь переезжать в Нью-Йорк и пробоваться на роли, но, может, и поступать тоже. Хотя, наверное, для этого поздновато… – Дилан вздохнул, так ни разу и не отведя взгляд от Тома, а тот лишь гипнотизировал свою доску. – Это крутая идея, Том. Думаю, у тебя точно все получится. – Том поднял глаза на Дилана.

Джек и Ричард переглянулись. Их друг занимался в театральном кружке, хоре и все же никто и никогда не заканчивал за ним песни. Это оказалось так приятно, что Том боялся разрушить момент какой-нибудь нелепой фразой. Возможно, первый раз в жизни