Эротические истории пенджабских вдов - Бали Каур Джасвал Страница 12

Кулвиндер несколько раз поздоровалась с проходящими мимо пенджабками, но в основном не смотрела на встречных. До гибели Майи она часто болтала с женщинами на улице, превращая ежедневную прогулку в продолжительное светское мероприятие. Если приятельницы были с мужьями, то мужчины, включая Сараба, образовывали отдельную группу. По дороге домой супруги делились услышанным, и Кулвиндер часто замечала, что мужчины и женщины обсуждают одно и то же: свадьбы, рост цен на продукты и бензин, эпизодические скандалы. Теперь она предпочитала не останавливаться — не было необходимости: люди подходили к ней лишь изредка, чтобы выразить свои соболезнования. Большинство просто отводили глаза. Они с Сарабом стали белыми воронами, подобно вдовам, женщинам в разводе и опозоренным родителям, которыми они так боялись стать.

На светофоре Кулвиндер помедлила, свернула за угол и отыскала скамейку. От торговой тележки неподалеку поднимался сладкий запах жареного джалеби.[15] Разминая шершавые, как наждак, ступни, женщина стала размышлять о Никки. Очевидно, эта девица не местная, иначе не стала бы вести себя так непочтительно. Ее родители, верно, прибыли из большого города — Дели или Бомбея — и задирали носы перед пенджабцами, нашедшими пристанище в Саутолле. Кулвиндер отлично знала, каково мнение остальных лондонцев о Саутолле, — досыта наслушалась разных комментариев, когда они с Сарабом решили переехать сюда из Кройдона. «Понаехали тут из деревни, провинциалы неотесанные, и устроили в Лондоне еще один Пенджаб». «Лучше мы и придумать не могли», — заявил Сараб, когда они распаковывали последнюю коробку с вещами. Кулвиндер согласилась; удобства их нынешнего местожительства — рынки специй, болливудские кинотеатры, гурдвары, тележки с самосой на Бродвее[16] — несказанно радовали ее. Майя косилась на все это с подозрением, но ее родители уверяли себя, что мало-помалу дочь привыкнет. Когда-нибудь ей самой захочется растить здесь своих детей.

Слезы навернулись Кулвиндер на глаза и затуманили взгляд; в этот момент перед ней медленно остановился автобус, его передняя дверь распахнулась. Водитель выжидающе посмотрел на женщину. Она помотала головой и махнула рукой, чтобы он ехал дальше. Из горла у нее вырвалось рыдание, но гул двигателя заглушил его. Зачем так терзаться? Иногда Кулвиндер невольно увлекалась, в подробностях представляя себе жизнь Майи такой, какой она могла бы быть, с самыми обыденными вещами вроде оплаты продуктов или замены батареек в телевизионном пульте. Чем незначительнее были эти детали, тем больнее становилось оттого, что Майя никогда уже не сделает этого. Ее история закончилась.

Когда Кулвиндер успокоилась, на улице заметно похолодало. Женщина вытерла глаза и несколько раз глубоко вздохнула. Почувствовав себя достаточно спокойной и здравомыслящей, она встала и побрела к дому. Переходя Куин-Мэри-роуд, Кулвиндер заметила полицейского. И оцепенела. Что же делать? Повернуться и пойти обратно? Или продолжать путь? Она застыла посреди проезжей части, но тут для пешеходов загорелся красный свет и машины принялись сигналить, что было еще хуже, потому что люди стали замедлять шаг и таращиться на нее. Полицейский начал осматриваться в поисках источника беспорядка, и наконец его взгляд остановился на Кулвиндер.

— Никаких проблем, — пробормотала она. Полицейский вышел на дорогу и решительным жестом велел автомобилям оставаться на месте. Затем поманил Кулвиндер к себе.

— Всё в порядке? — осведомился он.

— Да, — ответила женщина. Она держала дистанцию и избегала смотреть стражу порядка в глаза. На тротуаре скопилась небольшая кучка зевак, высыпавших из магазинов, чтобы поглазеть на происшествие. Кулвиндер хотелось разогнать их. «Не лезьте не в свое дело!»

— Вы просто гуляете?

— Да, просто гуляю.

— Полезное занятие.

Кулвиндер кивнула, все еще чувствуя на себе праздные взгляды. Быстро осмотрела зевак, чтобы понять, кто за ней наблюдает. В отличие от Майи, она никогда не считала Саутолл рассадником сплетен. В большинстве своем люди просто делились безобидными наблюдениями. Проблема в том, что Кулвиндер не могла допустить, чтобы ее видели разговаривающей с полицейским. Кто-то может невзначай обмолвиться об этой сцене знакомому или супругу, тот расскажет еще кому-нибудь, и пойдет-поедет…

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — спросил полицейский, уставившись на женщину.

— Да-да, всё хорошо, спасибо, — ответила она. Подыскала английское слово: — Великолепно.

— Тогда впредь переходите дорогу осторожнее. Юнцы любят гонять по Бродвею, а иногда сворачивают на большие улицы вроде этой.

— Буду осторожна. Спасибо, — Кулвиндер заметила, что к ним приближается супружеская пара средних лет. С такого расстояния ей было не разглядеть, кто это, но они наверняка увидят, как она разговаривает с полицейским посреди дороги, и если узнают ее, непременно спросят друг друга: «Что она на сей раз натворила?»

— Берегите себя, — крикнул полицейский ей вслед, когда она торопливо направилась домой.

Когда Кулвиндер вернулась, Сараб был наверху. Она тихонько навела порядок среди обуви в маленьком кружке света, который муж оставил для нее включенным в прихожей. Потом проверила, где еще нужно прибраться: разумеется, следует взбить диванные подушки, и Сараб наверняка оставил в раковине стакан. Эти немудреные хлопоты успокаивали Кулвиндер. Закончив приборку, она с грустью подумала, что становится параноиком. Каковы шансы, что ее заметят? Саутолл не настолько мал, даже если порой так кажется. Невозможно предсказать, с кем столкнешься, выйдя из дома. Кулвиндер избегала появляться на другой большой улице, потому что ее засекли там, когда она приходила в юридическое бюро (хотя беспокоиться было не о чем, ведь адвокат тараторил исключительно про гонорар и абсолютное отсутствие гарантий). Если придется менять маршрут всякий раз, как увидишь того, с кем предпочитаешь не встречаться, лучше целыми днями торчать в гостиной с задернутыми шторами.

Но той же ночью — Сараб мирно похрапывал, а Кулвиндер лежала с широко открытыми глазами — ее мобильник вдруг замигал. Звонили с неизвестного номера. На другом конце раздался голос, который был ей хорошо известен:

— Сегодня видели, как ты разговариваешь с полицейским. Еще раз такое случится — тебе несдобровать.

Кулвиндер попыталась оправдаться, но звонивший, как обычно, повесил трубку до того, как она успела раскрыть рот.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— В Лондоне хороших мужиков не осталось, — заметила Олив. — Ни одного.

Сидя на высоком табурете, она окидывала презрительным взглядом публику, пока Никки вытирала стойку, проклиная про себя компанию шумных парней, которые битый час фальшиво горланили футбольные песни и пьяно подмигивали ей.

— Их полно, — заверила ее Никки.

— Полно всякого отребья, — отрезала Олив. — А может, тебе хочется, чтобы я встречалась со Стивом, у которого дед расист?

— Я предпочту, чтобы ты всю оставшуюся жизнь провела в одиночестве, — призналась Никки. «Стив, у которого дед расист» был завсегдатаем паба и все свои ксенофобские высказывания начинал с слов: «Как сказал бы