Любимых убивают все - Сабрина Хэгг Страница 11

– Эм-м… Я даже не знаю. – Йенни уперлась ладонями Акселю в грудь, отодвигая его в сторону, чтобы спрыгнуть со стола. – Сыграй, что хочешь. Судя по плакатам на стене, у тебя отличный музыкальный вкус.

– Спасибо, конечно, но выбирай сама.

Он уселся в кресло-мешок, взял в руки гитару. Пока Йенни выбирала песню, Аксель настраивал инструмент. Он выглядел удивительно спокойным, безмятежным.

– Я, кажется, знаю! – воскликнула Йенни. – Что насчет «Fix you»?

– Я хорошо отношусь к Coldplay, но в этой песне всего пять аккордов от силы. Там играть нечего.

– Ну и что? Ее акустическая версия звучит очень красиво.

– Ладно, как хочешь. Только я сначала ее вспомню, хорошо?

Йенни кивнула и опустилась на кресло рядом с Акселем, отложив в сторону книгу. Их колени соприкоснулись. Она слегка смутилась и опустила голову.

Загорелые пальцы Акселя ловко перебирали струны гитары, и Йенни не могла заставить себя оторвать взгляд от его рук. Каждый раз, когда он заменял тот или иной аккорд на другой, она все яснее узнавала в этой мелодии одну из своих любимых песен.

– Все, я готов. Давай так: я играю, ты поешь? Эти ноты я в жизни не возьму.

– Нет, мы так не договаривались. Я просто хочу послушать, как ты играешь.

– Не-а, так неинтересно. Тем более ты выбрала песню, где самое важное – слова. Так что не ломайся.

– Но я не умею петь, – возразила Йенни. – Ты хочешь оглохнуть?

– Ты умеешь петь, иначе тебя бы не взяли в хор в средней школе. Я прекрасно помню, что ты пела в хоре.

– И все-то ты помнишь! – Йенни фыркнула и сложила руки на груди. – Ладно. Но если у тебя из ушей польется кровь, сам виноват.

Аксель закатил глаза и вздохнул. Прежде чем начать играть, он установил каподастр на третий лад.

– Готова?

– Ага, – выдавила Йенни, нервно прочистив горло и вытерев вспотевшие ладони о джинсы.

Аксель кивнул и взял до мажор. После небольшого вступления Йенни начала петь.

Сначала ее голос дрожал из-за легкого волнения, хрупкий и непривычно тихий. Но чем глубже Йении погружалась в музыку, тем легче ей становилось петь. А погружалась она в нее как в грезу – сначала неспешно, а потом резко, по самую макушку. И весь мир растворялся в теплых звуках гитары, в простой, но цепляющей мелодии, что лилась из-под пальцев Акселя.

Lights will guide you home

And ignite your bones

I will try to fix you[17]

На сокровенном fix you ее голос зазвенел, надломился. Дрогнул так, словно она сейчас заплачет. И усталость, и боль, и отчаяние, о которых говорилось в песне, вдруг отразились в ней – ожили в уголках ее слезящихся глаз, в ее дрожащих губах и ладонях.

Такое исполнение не могло не тронуть Акселя, которому казалось теперь, что голос Йенни, словно скальпель, легко и непринужденно вспарывал ему грудь. Он чувствовал: каждое слово она пропускала через себя, как будто песня была о ней. О нем. О них.

Йенни пару мгновений смотрела на свои руки, не решаясь поднять голову и взглянуть на Акселя. Но когда это произошло, его тяжелый, отрешенный взгляд заставил ее содрогнуться.

Дальше Йенни продолжать не стала. Аксель взял еще несколько аккордов проигрыша, и гитара тоже смолкла.

– Теперь я понимаю, почему меня не взяли в хор, – сказал он, пытаясь натянуть беззаботную улыбку и разрядить обстановку. Но веселая маска теперь не клеилась к его растерянному лицу. Йенни заметила это. Она заерзала от неловкости, появившейся между ней и Акселем.

В комнате воцарилась тягучая тишина.

– Йенни, можно задать тебе… личный вопрос? Если не хочешь отвечать, то так и скажи. Я не имею права докапываться.

Йенни утвердительно кивнула. Тень улыбки тронула ее губы.

– Эта песня как-то связана с тобой? Я имею в виду… слова имеют отношение к твоей жизни? Просто ты так пела, что я подумал, будто…

Аксель свел брови к переносице и слегка наклонил голову влево. Сейчас его глаза приобрели необычный аквамариновый оттенок.

– Да, ты прав, но отчасти. Эта песня, по-моему, тем и уникальна, что она о каждом из нас. – Йенни сделала глубокий вдох. – И о тебе, и обо мне, и о каком-нибудь игроке в подводный хоккей, который живет вообще на другом континенте. И о том, как важно всем нам иметь рядом человека, который не позволит сломаться под грузом проблем. И, как мне кажется, самим быть для кого-то таким вот «спасательным кругом». Она отзывается у всех, правда?

– И ты бы хотела быть таким вот спасителем для кого-то? Не боишься, что проблемы другого человека сломят не только его, но и тебя? Что на дно уже пойдете вместе?

– Ну, мы с Луи и так вытаскиваем друг друга из всевозможных сложностей, поэтому нет, я не боюсь. Он знает: я буду рядом, что бы ни случилось, и вместе мы решим любые проблемы.

Аксель слабо улыбнулся, но во взгляде его проскользнула то ли грусть, то ли мрачная усмешка, то ли это сверкнули и тут же скрылись воспоминания о пережитом горе.

– Еще бы можно было решить все проблемы вот… так. Некоторые вещи никогда уже не изменить, и это так хреново. Нет пострадавших, некого спасать. Но я искренне надеюсь, что ты никогда с этим не столкнешься. – Он поднял глаза на Йенни. – Бессилие – ужасная вещь.

Йенни потупила взгляд, сжала подол рубашки. Она знала, что Аксель говорил о своей семье. Ей было стыдно теперь за свои слова, за то, как наивно и глупо они прозвучали.

Рывком поднявшись с кресла, Аксель подошел к окну и открыл его настежь. Поток холодного воздуха закружился по комнате.

– Ты не против, если я покурю? – спросил он, выудив из кармана джинсов пачку сигарет Camel и пластиковую зажигалку.

– Нет, конечно. Это же твоя комната… А давно ты куришь?

– Еще с прошлого года. А что?

– Ничего. Просто раньше не замечала этого за тобой.

Аксель пожал плечами и закурил. Он смотрел вдаль, в расцветающий синим вечер, зажав сигарету между средним и указательным пальцем. Аксель затягивался редко, но глубоко. Сизый дым полупрозрачной пеленой окутывал его. Какое-то время Йенни молча смотрела на то, с какой грацией, с какой непоколебимостью он отравлял себя. Она не смела шелохнуться. Когда Аксель почти докурил, Йенни подняла с пола наполовину зарядившийся ноутбук и принялась искать материал для проекта. Потушив окурок о подоконник, Аксель выбросил его на улицу и закрыл окно. Затем сел на прежнее место.

Ребята принялись