Некоторые любят погорячее, или Джентльмены предпочитают блондинок - Анита Лус Страница 18

поцеловал меня в лоб с настоящим благоговением. После этого мы провели очень приятный вечер. Мы, наконец, по-настоящему поняли друг друга; конечно, кроме платонической дружбы у нас с Дороти с такими джентльменами, как Людовик и Жулик, ничего быть не могло, но у нас нашлось много общего, особенно что касается нашего взгляда, на леди Фрэнсис Бикман. Решено было, что они отдадут леди Фрэнсис Бикман поддельную тиару и представят ей огромный счет; я посоветовала Жулику, если она будет в претензии, спросить ее, известно ли ей, что сэр Фрэнсис Бикман посылал мне каждый день, пока я была в Лондоне, на 10 фунтов орхидей. И тогда она так разозлится, что будет рада сколько угодно заплатить, лишь бы получить бриллиантовую тиару.

Когда леди Фрэнсис Бикман заплатит им по счету, Людовик и Жулик обещали дать в нашу часть обед у Сиро. А по приезде мистера Эйсмана, мы с Дороти заставим его дать Людовику и Жулику обед у Сиро в их честь, за то, что они так заботились о нас, двух молодых американках, которые были совсем одни в Париже, и даже не умели говорить по-французски.

Сегодня Людовик и Жулик приглашали нас на вечер к их сестре, но только Дороти отговаривает меня идти, потому что идет сильный дождь, а у нас очаровательные новые зонтики; она же говорит, что ей бы и в голову не пришло оставить новый зонтик в передней у французской леди, а сидеть весь вечер с зонтиками в руках нет никакого удовольствия. Поэтому гораздо безопаснее остаться дома. Так что мы позвонили Людовику по телефону и сказали ему, что у нас болит голова, но что мы ему очень благодарны за его гостеприимство; и правда, именно то гостеприимство, которое мы, американцы встречаем у всех французов, вроде Людовика и Жулика, и делает Париж таким божественным.

Глава V. Центральная Европа

Май 16

Я очень долго ничего не записывала в своем дневнике, потому что в Париж приехал мистер Эйсман, а когда мистер Эйсман в Париже, то мы всегда делаем все одно и то же. То есть мы ходим по магазинам, потом едем в театр, потом на Момар, и вообще, когда всюду бываешь с мистером Эйсманом, то никогда ничего не случается. Я даже французский учить бросила, по-моему, надо предоставить французский язык тем, кто ни на каком другом языке не умеет говорить. Но в конце концов мистер Эйсман потерял всякий интерес к тому, чтобы ходить со мной по магазинам. А тут он услыхал, что в Вене ужасно дешево продается пуговичная фабрика (а у мистера Эйсмана пуговичное дело), и подумал, что недурно бы иметь еще пуговичную фабрику в Вене, – поэтому он поехал в Вену, а на прощанье сказал мне, что вовсе не будет огорчен, если больше никогда в жизни не увидит «Рю де ля Пэ» [Одна из главных улиц Парижа, где находятся самые дорогие магазины.]. Он заявил еще, что если найдет Вену полезной для моего образования, то пошлет за нами, и мы поедем в Вену и там чему-нибудь будем учиться; мистер Эйсман серьезно хочет, чтобы я занималась только своим образованием, а не чем-нибудь другим, особенно магазинами. Сегодня мы получили от него телеграмму, – он хочет, чтобы мы с Дороти взяли «Ориент-экспресс», потому что нам непременно следует посмотреть Центральную Европу. Дороти уверяет, что если мистер Эйсман желает, чтобы мы посмотрели Центральную Европу, то она готова пари держать, что во всей Центральной Европе нет «Рю де ля Пэ». И вот мы с Дороти завтра, садимся в «Ориент-экспресс». Я нахожу, что для двух молодых американок довольно необыкновенно одним отправляться в «Ориент-экспрессе», потому что кажется в Центральной Европе говорят на всевозможных языках, которых мы не понимаем, кроме французского. Я надеюсь только, что всегда найдется какой-нибудь джентльмен, готовый всячески помочь двум молодым девушкам, которые путешествуют совсем одни и едут в Центральную Европу, чтобы учиться.

Май 17

Мы в «Ориент-экспрессе», это значит, восточный экспресс; кругом все совершенно необыкновенно. Когда мы с Дороти проснулись и стали глядеть в окно нашего купе, то вид был совсем непривычный; за окнами все шли фермы, возделанные поля, и мы видели множество женщин, которые таскали маленькие охапки сена и складывали их в большие копны, в то время как мужчины-верно их мужья – сидели за столиками в тени развесистых деревьев и пили пиво. Или же мужья сидели верхом на заборах и курили трубки и смотрели, как женщины работают. Наконец, мы с Дороти увидели, как две девушки пашут поле на корове, и Дороти сказала: «Я начинаю думать, что мы напрасно заехали так далеко от Америки, потому что мне сдается, что Центральная Европа для нас, женщин, не подходит». Тут мы обе даже расстроились, и я пришла в подавленное настроение; если мистер Эйсман желает, чтобы мы, американки, этому здесь учились, то ясно, что это не может не подействовать на настроение угнетающе. Так что мне даже не хочется знакомиться ни с какими джентльменами, которые родились и воспитывались в Центральной Европе. Положительно, чем больше я путешествую, и чем больше я вижу разных иностранных джентльменов, тем больше я начинаю ценить американцев.

Я решила одеться, пойти в вагон-ресторан и найти там какого-нибудь американца, чтобы поболтать с ним и рассеять свое подавленное настроение. Общество Дороти меня только еще хуже расстраивает, потому что она дразнит меня, что я окончу дни свои где-нибудь на ферме в Центральной Европе и буду пахать на коровах; шутки Дороти всегда очень неблаговоспитанны и я думаю, что гораздо лучше почувствую себя, если пойду одна в вагон-ресторан и хорошенько позавтракаю.

Так и получилось: я пошла в вагон-ресторан и встретила там очень интересного американца. Это было прямо замечательное совпадение; дело в том, что мы все, американки, без конца слышали о знаменитом Генри Споффарде, а это и оказался сам Генри Споффард из знаменитой семьи Споффардов, очень старинного рода и очень богатой. Мистер Споффард принадлежит к одному из самых известных в Нью-Йорке семейств, только он не похож на других богатых джентльменов, потому что все время работает для общественного блага. Это тот самый джентльмен, портреты которого постоянно помещаются во всех газетах, и который занимается тем, что всегда критикует разные пьесы, вредные для общественной нравственности. Мы все хорошо помним, как он приехал в Ритц и там встретился со своим приятелем, завтракавшим с Пегги Гопкинс Джойс, и когда тот хотел познакомить ее с мистером