Лёд и Пламя - мортифактор Страница 16

Боги славян, чья судьба была переплетена с этой землёй, словно вода сквозь пальцы, ускользнули в небытие, навсегда вычеркнутые из сердец нашего народа, их потомков!»

* * *

Крик Игнотуса был настолько мощен, что мои уши заложило от его ярости, чистая волна невыносимой боли и злости исходила от него.

Я отшатнулся от изображения моего предка, расширив глаза, затаив дыхание в священном ужасе и гордости за его рассказ.

Гордость за наш род переплеталась с ужасом, когда я столкнулся с правдой историей.

Смотря в его глаза, не мог поверить, что он мог солгать или исказить факты. Нельзя испытывать такие глубокие эмоции и носить такой отпечаток на лице, не будучи участником тех событий.

Игнотус, тяжело дыша, отвел взгляд от меня, и мы замерли в молчании, погружённые в размышления о его рассказе. Стало не по себе от осознания, насколько искажена история мира, ведь, как известно, пишут её победители. Каждый разумный правитель скрывал бы такие неудобные истины, изменяя факты в свою пользу. Однако я не мог ожидать таких откровений; правда оказалась слишком страшной. И в этой истории было слишком много пробелов. Огромное количество недосказанного. Меньше всего мне хотелось думать о том, что предок мог бы стремиться к мести Единому Богу, или…

— Подожди… твоя злоба направлена на Спасителя? Но он ведь не виновен в этом! Он не разрушил славянский пантеон? Или!? — склонив голову ещё ниже и пряча от меня свое лицо, Игнотус выдохнул.

— Умеешь ты задавать вопросы, Гарри… Но да, ты прав: Спаситель спас славянский пантеон своим ультиматумом. Он лишь отправил их в ссылку из этого мира, оставив лишь узкую щель для Светлейшей, чтобы она могла собирать души тех, кому пришло время.

Он принял славян под свое крыло. Сколько раз другие цивилизации пытались обратить нас в рабство? И Спаситель всегда оказывал помощь. Так что я не испытываю злобы к Небесному Престолу.

Замерев на мгновение, он поднял на меня глаза, в которых продолжали гореть боль и ненависть:

«— Я ненавижу себя и Инквизицию. Боги не могут вмешиваться напрямую в ход истории. Инквизиторы, возомнившие себя олицетворением Спасителя, решили очистить мир от магии, сжигая на кострах всех — от малолетних колдунов до древних магических существ. Это варварство было Спасителю противно, однако он был бессилен остановить их безумие.

Но я, обуреваемый теми же страстями, сумел остановить этих сектантов, лишённых истинной веры. Впрочем, несмотря на все мои усилия, чума пожирала ни в чём не повинный народ. Вырвалась из контроля, понимаешь? Тех, кто искренне обращался к Спасителю с надеждой и молитвой. Они просили о защите и он не мог не ответить. Он остановил чуму; орден инквизиторов распался под натиском моего удара. До этого Спаситель и пантеон славянских богов были единомышленниками, содействуя друг другу во всех начинаниях. Но после таких катастрофических событий… Он потребовал, чтобы меня предали суду Небесного Престола. Однако славянские боги отказались, ибо я карал инквизиторов согласно правосудию и справедливости. Таков был мой долг. Не я виноват в том, что магия вышла из-под контроля, унося жизни простых людей. А боги не могли отступить. Христос — потому что его паству постигла беда; а славянские боги — поскольку я поступил так, как и должен был, и это было праведно… Затем разразилась Война Веры. Из-за меня и инквизиторов. Мы ответственные за произошедшее, но ни Христос, ни его воинство не несут вины.»

Игнотус был охвачен подавленностью и печалью, и я не мог не задаваться вопросом: как он способен нести такое бремя на своих плечах? Долг перед повелительницей?

Возможно, лишь это и оставалась его надежда и возможность исправить свою ошибку. Но как? Как можно помочь ему?

— Вы не виноваты, Игнотус. Вся вина лежит на инквизиторах, творивших столько зла. Вы же лишь спасли магическую цивилизацию. Не больше и не меньше, — сказал я, стараясь вложить в слова всю свою поддержку. Мой предок встретил меня взглядом, который, хоть и был полон грусти, всё же излучал какую-то надежду. Он неуверенно кивнул, и я осознал: моя поддержка, пусть и казавшаяся незначительной, была ему дорога. Неужели он действительно думал, что я отвернусь от него и нашего рода? Никогда в жизни!

— Ступай, Гарри. С твоим уходом я исчезну, вернусь в Золотой Град, к своей семье, к тем, кого люблю. А тебе предначертано принести тяжёлую ношу и пройти через испытания, полные мрак и свет. Но я верю в тебя, Гарри Джеймс Певерелл, последний Лорд «Идущих по пути Смерти».

— Но… но я не готов! Я абсолютно не знаю ни о некромантии, ни о том, где её изучать. Когда же я успел стать лордом нашего рода? Всё это мне совершенно непонятно!

— Ты стал главой с момента своего прихода, лишь одобрение последнего лорда и Госпожи было необходимо. Я дал его, как только ты переступил порог зала, а Светлейшая в момент вызова её стихии в мир,

— Игнотус разразился глухим, хриплым смехом, глядя на моё недоуменное лицо.

— Ты многого не знаешь; наш род не нуждается в пафосных речах, в отличие от других аристократов. Мы не свет и не тьма. Мы хранители правосудия и справедливости, и именно поэтому нас ненавидят и боятся как одни, так и другие. Мы утверждаем своё право поступками и решениями. Наше слово нерушимо, а кара неизбежна. Что касается твоего обучения: на столе ждёт портал, который приведёт тебя к некроманту; он научит тебя всему, что необходимо. А теперь иди. Не надо слов, мы встретимся вновь, когда настанет время. Иди, Лорд Певерелл. Пусть все преступники испытают нашего воздаяния, правосудия и справедливости.

Механически поворачиваюсь и шагаю к столу, словно марионетка, лишённая воли. Эмоции покинули меня, а тело наполнилось свинцовой усталостью, как будто весь мир обрушился на мои плечи. Мой разум, усталый и безразличный, скользит по событиям прошедших двенадцати часов, полным эмоциональных стрессов, как по неровной поверхности. Не глядя, рука невольно схватила простую тёмную пластину, ее холодный рельеф.

— Кстати! Ха-ха-ха!! Род не должен обрываться, потомок. Так что будь добр, обеспечь нашу кровь новой жизнью, — произнёс голос, растворяясь в воздухе, а множество громких смешков пронзило мою спину, я даже передернул от неожиданности плечами. Мы были всё это время не одни.

Ребёнок? Что ж, так