Выстрел - Игорь Немодрук Страница 9

– Можно, завтракай. И я с тобой тоже.

С Юрой Игорь был знаком уже несколько дней. Тот был земляком, из Луганска, в Одессу недавно приехал с женой на заработки и каким-то образом оказался в активистах Куликова поля. Высокий, прямой как гусь, и с таким же, как у этой серьёзной птицы, чувством юмора, он выглядел вроде бы неплохим мужиком. Побродив по тротуару и пошуршав в примыкающих редких кустах между деревьями, они довольно быстро выбрали удобные позиции в этих самых «зарослях». Став за деревьями, они хорошо видели и Пироговскую, и кусок Канатной с углом военкомата, и даже два переулка. И к тому же тут шёл то ли высокий бордюр, то ли низкий забор, но упасть за него в случае обстрела, было очень даже удобно. Милиционеры, дежурившие рядом с автомобилем, мельком взглянули на них и тут же потеряли всякий интерес, наверно решив, что это деревья такие в сквере выросли. Зато влюблённая парочка, сидевшая на скамейке, удивлённо и часто на них оглядывалась.

– Пусть удивляются, – тихо сказал Игорь, доставая из рюкзачка трубку и набивая её табаком. – Я тоже удивляюсь, шо это им в такую рань тут позажиматься приспичило?!

– Занятия казёнят[3], – также тихо ответил Юра.

– Ага, казёнят. Или за нами наблюдают. – Игорь пустил пару клубов ароматного дыма.

– А даже если и шпионят, то что? Будешь всех прохожих гонять?

– Да нет, конечно, пусть сидят. Шо там в Славянске, не знаешь?

– Знаю. У меня сын в Луганске в ментовке работает, звонил минут двадцать назад. Говорит, что там по-взрослому крошево заваривается. Артиллерия бьёт, миномёты. Уже и погибшие есть.

– Ох, ни фига ж себе! – Игорь поперхнулся дымом. – Да-а-а-а дела! А с чьей стороны погибшие?

– Пока не знает. Но говорит, что в Славянске мужики серьёзные стоят, не побегут.

– Мужики, держите. – К ним подошёл Коля, протягивая две сапёрные лопатки в серых брезентовых чехлах. – Слышали новость? В Славянске наши вертолёт сбили!

– Ух ты! Ай, молодцы! – Игорь сбросил мешающий рюкзак в траву под деревом и принялся прилаживать чехол лопатки к бедру, продевая кожаную полосу ремня в брезентовые петли. – А чем сбили?

– Не сказали. Я думаю, что из ПЗРК[4], – Коля вытащил из зубов Игоря трубку, обтёр мундштук о рукав, глубоко затянулся и слегка кашлянул. – Крепкий табак, не сигареты.

– «Кептэн Блэк», это тебе не баба Мотя махры отсыпала. – Игорь подрыгал задницей оценивающе и принялся переделывать перевязь заново. – Блин, наперёд вылезла, ещё яйца отрежет, буду потом тоненьким голоском пищать… Ещё какие новости? Поезд пришёл?

– Пришёл. В 8: 15. Причём не пассажирский, а специальный, заказной. Наши пришли с вокзала, говорят, правосеков там до хренища приехало! Многие с собой привезли шлемы, наколенники, щиты даже видели. Болельщики, блин, на футбол, суки, с шлемами приехали! В центр двинулись.

– В центр?! Почему в центр?

– А хрен их знает! Может, там накапливаться будут, может, ещё что. – Коля пару раз вхолостую пыхнул и озадаченно уставился на погасшую трубку. – Потухла, зараза.

– Народ подходит? – Юра, прислонившись к дереву и слушая разговор, внимательно осматривал окрестности.

– Подходит. И наши подходят, и другие. Там сейчас митингуют. – Коля вернул Игорю трубку, разочарованно махнув рукой: – Фигня, сигарета лучше. Ладно, вы тут бдите, а я пошёл.

Бдеть было легко, но не интересно. Сквозь деревья и кусты было видно, что Куликово поле бурлит и гудит, как растревоженный улей, там решалось что-то важное. А тут, всего лишь в пятидесяти метрах, стояли тишь и благодать. Влюблённая парочка уже удалилась, зато им на смену пришла другая, возраста уже пенсионного, с белой болонкой на поводке. А ещё молодая и симпатичная мамочка с коляской. А ещё тоже парочка, но с мальчуганом лет пяти, увлечённо гоняющим по тропинкам на самокате. Видеть в них шпионов было бы верхом глупости. Да и чего правосековским шпионам сидеть тут, в сквере на скамейке, когда спокойно можно крутиться в толпе, в самом центре.

Часа в два, когда Игорь от долгого стояния и уже гудевших ног, уселся в траву под деревом, Коля пришёл их подменить, чтобы они по очереди могли пообедать. Да ещё принёс новость, что в Славянске второй вертолёт сбили. Эта новость как-то взбодрила, разогнала тревогу, накапливающуюся в груди от долгого ожидания. Игорь чуть ли не вприпрыжку побежал в лагерь. А тут произошли перемены. Из палаток вынесли поддоны и соорудили из них жиденькие подобия баррикад, поставив их вертикально. В нескольких местах складывались кучки булыжника, тут же выворачиваемого из тротуара. «Офицеры», в основной своей массе бывшие в гражданской одежде – формы всего-то было комплектов десять – в пластиковых строительных касках, все были с половинками лопаточных держаков, но многие держали в руках какие-то вовсе титанические дубинки. Сантиметров десять в диаметре и длиной больше двух метров, выкрашенные в зелёный цвет, они были словно из арсенала Шрека. Но это оказались всего лишь подпорки для армейских палаток, их запасли с избытком.

Все были возбуждены и все друг другу улыбались. Улыбались по поводу и без повода, просто встречаясь взглядом. Большей плотности улыбок можно было наблюдать разве что 1 апреля на Юморине. Ну или в «Доме клоунов» во время спектакля. Но тут улыбки были другого качества. Они шли довеском к георгиевским лентам, они шли как дополнительный знак идентификации. Они словно говорили: «Мы с тобой одной крови, ты и я!» Вот и Сашка Попандопуло выплыл из-за палатки навстречу Игорю, неся свою улыбку, как транспарант на митинге.

– Ты жрал шо-нибудь?

– Не-а. У самого уже живот к спине прилип.

– Пошли, купим чего-нибудь в магазине, да и отдерём твой живот.

«Что-нибудь» уместилось в пакете и состояло из шести пончиков, полбуханки хлеба и кольца краковской колбасы.

Со стороны лагерь на Куликовом поле напоминал наскоро сооружённый форт в ожидании нападения дикарей. А тут, чуть в стороне шла обычная жизнь. Семнадцатый трамвай, пробившись наконец сквозь пробки, перекрёстки, снизку станций Большого Фонтана, словно беременная горбуша сквозь тяжёлые речные пороги, вываливал из своего чрева толпу пассажиров, как будто метал икру. На скамейках сидели влюблённые, пенсионеры и мамаши с детьми, а в открытых забегаловках пиво превращалось в отходы жизнедеятельности. Но все эти люди, молодые и старые, спешащие и не очень, смотрели на двух куликовцев, одетых в форму, хотя из знаков отличия на них были только георгиевские ленточки, повязанные в петлицах, отнюдь не равнодушно. Кто с интересом, кто с благожеланием, а кто и отводя по-быстрому взор в сторону, но равнодушия не было. Это было заметно. Игорь шел, отмечая на себе эти взгляды, помахивая пакетом и вполуха слушая Сашку. И вдруг