Я шкурой помню наползавший танк - Юрий Иванович Хоба Страница 9

КУКУШКИН СТОПАРЬ

Справа по борту звук отбиваемой косы. Видимо, орудие из сырого железа или же мастер никудышний. А что, переводятся потихоньку умельцы – печники, краснодеревщики, кузнецы. Однажды пришлось наблюдать за потомственным аграрием, который отбивал косу на подставке для удаления с башмаков налипшей грязи.

Подала голос кукушка, глухо, словно в бочку. И тут же вопрос с берега:

– Кукушка-кукушка, сколько мне чарок сегодня поднесут? Одна, две, три, четыре… двенадцать! Эй, подруга, будет тебе, столько мы вдвоем с Тимохой не осилим.

Не знаю, кто такой Тимоха, да и самого агрария не видать за камышами. Стучит молоток, дребезжит в неумелых руках коса.

РЕМЕЗ

Синичка-ремез предпочитает держаться подальше от человеческого жилья. И свои дивной архитектуры гнезда маскирует настолько искусно, что это я разглядел благодаря порыву ветра. Отдаю якорь и вооружаюсь биноклем. Сделанное в форме сапожка гнездо прикреплено к ветке заплетенной в косицу травой. Оно обитаемо, о чём свидетельствует голодное попискивание. А вот и родители. Суетятся, нервничают.

Выбираю якорь. К его лапам прилипли зеленые водоросли. Они хорошо видны сквозь толщу воды, изумрудные русалочьи власа, вокруг которых порхают мелкие рыбешки. Жаль, что сама русалка прячется в омуте. Наверное, не так уж хорош человек, коль птицы и сказочные существа отказываются водить с ним дружбу.

СИНДРОМ УПАВШЕГО КОРЫТА

Затянувшийся экскурс в природу я сделал умышленно. Ведь человек чувствует себя счастливым лишь в том случае, когда его плечи осыпает золотистая пыльца цветущего лоха, а не струпья сгоревших на корню хибарок городских окраин.

И потом, длительное воздействие боевых барабанов крайне губительно для всего живого. В том числе для зеленого убранства моей малой родины. Так, по самым скромным прикидкам, за первый месяц войны леса Донбасса сократились на полмиллиона сосен и елей.

Ущерб значительный. Но ведь противоборствующие стороны только разминают мышцы. Поэтому нетрудно представить, что произойдет, если сбудется пророчество слепого учителя музыки о пятнадцати годах тяжелейшей смуты.

Дворовые псы во все времена отличались безудержной истеричностью. Вон, какие концерты закатывают безлунной ночью по поводу и без оного. А здесь поводов вагон и маленькая тележка. Как выразилась бабушка Елизавета: «При бомбардировке Тузик начинает гавкать нечеловеческим голосом». Примерно таким же образом реагируют на обстрелы и хозяева дворовых псов. Одни при малейшем шорохе творят молитвы по соседству с опущенными в подпол солениями, другие запивают таблетки пустырника настойкой валерианы, а племяш бабушки Елизаветы, приняв для храбрости полтора пузыря самогона, влез на крышу летней кухни и попытался сачком ловить пролетающие под звездами мины восемьдесят второго калибра.

Увы, рыбалка завершились полным конфузом. Очередной фугас, благополучно обойдя снасть, рыбкой проскользнул в открытую дверь сооружения на задворках усадьбы…

После случившегося у племяша бабушки Елизаветы развилась болезнь, которую я назвал, да простят меня доктора медицины за вторжение в их парафию, синдромом упавшего корыта.

А произошло название вот откуда… Трехлетняя внучка потомка листригонов Ставра, чьи предки обосновались на семи холмах в излучине речушки Мокрая Волноваха, пеленала любимую куклу в тени виноградной лозы. Вдруг налетевшим шквалом сбрасывает висевшее на гвоздке корыто. Гром, крик, плач.

– Дедуля! – завопила малявка. – Опять стреляют! Быстро отпирай подвал!

Получивший вскоре довольно широкое распространение диагноз наиболее заметно проявился у девицы на выданье. Только при каждом громком звуке молодая особа устремлялась не в противоположную от подвала-бомбоубежища сторону. Вот именно, в сооружение на задворках.

Впрочем, синдром упавшего корыта фиксируют не только у отдельно взятых граждан. В частности, он проявился у группы школьников из прифронтовой зоны, которым дали приют в одной из детских здравниц Краснодарского края.

Внешне гости ничем не отличались от местных. По крайней мере, наравне с ними веселились вечерком в увитой плющом беседке. И все было бы просто чудесно, не урони посудомойка лоханку с ложками-поварешками. Местная ребятня на грохот не обратила внимания, лишь удивилась прыти, с какой сверстники из прифронтовой зоны полезли под лавки.

ОГНЕННОЕ ДЕРЬМЕЦО

Боевые барабаны сыграли зарю, когда солнце парой мазков лишь обозначило себя на горизонте. Новый день зарождался под заполошную перебранку пулеметов, а спустя пяток минут над зелёной зоной прошмыгнула тройка вертолетов.

Железные птахи, роняя на лету огненное дерьмецо, шарахались из стороны в сторону. Однако пернатым ничего не угрожало. На весь городок имелось лишь одно средство противовоздушной обороны – рогатка, которой редакционный водитель Вольдемар отпугивал охочих до голубей ястребов.

Едва только ко всеобщей перебранке присоединились авиационные пушки, позвонил Вольдемар. Шутливым тоном докладывает: «Кони – пьяни, хлопцы – запряжены».

Мысленно ставлю ему зачет. Похоже, мужик освободился от боязни быть погребённым в придорожной канаве и теперь готов к запланированной ранее поездке в прифронтовую зону.

Собственно, мы с ним не обязаны пихать башку войне в пасть. По крайней мере, письменное указание от нашего начальства на сей счёт отсутствует.

Однако неистребимая страсть к бродяжничеству заставляет искать приключения на пятую точку и быть там, куда опасаются ездить другие. Поэтому мне лаже отчасти жаль коллег, которые родились с берушами в звукоприемниках и душе.

Разумеется, скачивать информацию с новостных лет куда безопаснее, да и башмаки дольше прослужат. Однако они никогда не скажут о себе: «Я шкурой помню наползавший танк».

РОМАШКИ ПЫЛЬНЫХ ОБОЧИН

Под вопли проспавшей начало пострелушек сирены ложимся курсом на высшую точку Приазовской возвышенности – Могилу-Гончариху, где я однажды нашел под кустиком полыни подкову половецкой лошадки. По словам внештатного информатора Степана Лукича, в десяти верстах от древнего кургана грохочет похлеще, чем жернова камнедробилки.

Степан Лукич – отставной машинист горного оборудования. Отсюда и сравнение. А «пострелушки» – словечко пехотного капитана Виталика, с которым мы душевно пообщались на блокпосте близ волновахского поселка Благодатное.

Капитан оказался на редкость добродушным парнем. По крайней мере, в его глазах я не прочел злобы к нам, «проклятым сепарюгам». И вдобавок рассудительным:

– Идиотская затея-вернуть Донбасс в лоно нэньки, – сказал Виталик. – И добром, чует мое сердце, она не закончится.

И вот теперь близ Благодатного происходит то, о чем он предупреждал. То есть на полную мощность врубилась камнедробилка войны, которая с одинаковой легкостью перемалывает танки и кости пехотных капитанов. Правда, попасть с ходу на место сшибки нам не удалось. За железнодорожным переездом асфальт преградил военный грузовик, чей кузов прикрывали лохмотья камуфляжной сетки, что делало его похожим на копну лугового сена и цыганскую кибитку одновременно.

– Поворачивайте оглобли! – велел вынырнувший из-за грузовика служивый и для пущего устрашения топнул серым, словно вывалянным в пыли тысячелетий берцем.

Оглобли мы повернули. Но лишь самую малость, которой вполне достаточно для